Я сижу неподвижно, отказываюсь отводиться глаза от большой двери, в то время как сердце бешено колотится в груди.

Что это, черт возьми, было?

Смятение разливается по моим венам, когда это ужасающее чувство в моем животе, кажется, медленно исчезает. Я не чувствую на себе взгляда, и я чертовски уверена, что больше не чувствую чьего-либо присутствия в комнате, хотя дверь остается широко открытой.

Конечно, эта маленькая игра еще не закончена. Они бы просто так не ушли. Они умнее этого, но тогда, возможно, это еще один из их нелепых тестов. Искаженные слова Маркуса, сказанные за обеденным столом, возвращаются ко мне, преследуя меня своим дьявольским подтекстом. ‘Когда придет время играть, тебе лучше быть готовой. Девушкам, которые нам отказывают, не часто нравится то, что происходит дальше. ’

Страх тяжело давит мне на грудь. Если дверь оставили открытой, то это должно быть именно то, о чем он говорил. Они хотят, чтобы я играла в их игру. Они хотят, чтобы мое любопытство взяло верх надо мной. Они хотят, чтобы я попыталась сбежать, но, с другой стороны, они также чертовски ясно дали понять, что со мной произойдет, если я попытаюсь сбежать. Что бы я ни делала, добром для меня это не кончится.

Оставаться здесь — значит не соблюдать их правила. Это значит не играть в их игры и оказаться в мире дерьма. Но, выходя за эту дверь, я подвергаю себя тому новому аду, который они для меня приготовили.

Черт.

Может быть, будет лучше, если я покончу с этим, независимо от того, насколько сильно я не хочу участвовать в их играх. Я слишком ценю свою жизнь, и если есть способ, которым я могу пройти через это, то точно им воспользуюсь.

Я разжимаю руки вокруг ног, выпрямляюсь из скрюченного положения, в котором находилась. Но сколько бы я ни двигалась, жесткость моих мышц отказывается расслабляться.

Схватившись за шелковое платье, я натягиваю его обратно через голову, не желая покидать свою гребаную маленькую камеру пыток без одежды. По-прежнему ничего не видно, и я медленно шаркаю к краю кровати, надеясь, что мое чутье верно, что животное ушло.

Ногами ударяюсь о неровный каменный пол, и мое тело болит, когда я поднимаюсь. Я игнорирую боль от падения. Что-то подсказывает мне, что боль — это одна из тех вещей, с которыми я скоро стану слишком хорошо знакома.

Если бы только я была достаточно сильна для этого.

Я вытягиваю руку перед собой, нащупывая дверь, затем обхватываю пальцами ручку, чтобы помочь себе выйти наружу. Я останавливаюсь в открытом дверном проеме, мое нутро подсказывает мне вернуться в свою комнату и захлопнуть дверь. Возможно, мне удалось бы отодвинуть кровать от дальней стены и каким-то образом поставить ее перед ней. Братья не смогут попасть внутрь, но тогда я точно никогда не смогу выбраться.

Черт. У меня нет выбора. Я должна играть в их маленькую гребаную игру.

Слезы наворачиваются на глазах, когда я высовываюсь из открытой двери и осматриваю длинный коридор. В обоих концах коридора тусклый свет, но ни один из них не дает мне представления о том, что я могу найти.

Мои руки трясутся, пока я взвешиваю свои варианты.

Налево или направо?

Поворот налево ведет меня навстречу неизвестности. Когда Леви вчера вытащил меня отсюда, мы пошли направо. Там длинный коридор, еще одна тяжелая дверь и несколько ступенек, ведущих в бальный зал. Я точно знаю, что у меня не хватило бы сил открыть ту, другую дверь. Поворот налево означает, что я буду исследовать неизвестное, а в таком месте, как это, неизвестное может таить в себе всевозможные секреты, которые я не готова раскрыть.

Это оставляет мне только один выбор.

Выйдя в длинный коридор, похожий на туннель, я поворачиваю направо и ненавижу каждое мгновение этого. Медленно ставя одну ногу перед другой, я начинаю пробираться к большой тяжелой двери в конце коридора, хотя там так чертовски темно, что я даже не могу ее разглядеть. Черт, в прошлый раз я так остро ощущала присутствие Леви рядом со мной, что даже не могу вспомнить, как далеко должна быть дверь.

Я иду, прижавшись к стене, хотя кто, черт возьми, знает зачем. Может быть, это инстинкт самосохранения или что-то в этом роде. Все, что я знаю, это то, что эта стена — единственное, что сейчас приносит мне хоть какое-то утешение.

Каждые несколько шагов, которые я делаю, верчу головой по сторонам, постоянно проверяя коридор позади меня, особенно когда то же самое чувство, что за мной наблюдают, пульсирует в моих венах. Что-то или кто-то здесь есть, со мной, я просто хотела бы знать, что именно.

Замедляя шаги, я знаю, что в какой-то момент что-то обязательно произойдет, но я продолжаю двигаться, в ужасе от того, что произойдет, если я остановлюсь. Для меня это гребаная тупиковая игра. У меня нет возможности победить, но братья уже знают это. Они тщательно подбирают свою дерьмовую тактику в надежде свести меня с ума. Они не что иное, как профессионалы, которые готовы ко всему.

Когда я подкрадываюсь ближе к тусклому свету в конце коридора, я начинаю различать дверь впереди. Она уже открыта, и я не знаю, что с этим делать, но, если я буду слишком усердно думать о том, что это может означать, у меня, вероятно, лопнет мозг. Я просто должна продолжать двигаться, ставить одну ногу перед другой и надеяться на лучшее.

Дверь открывается и закрывается, и к тому времени, как я достигаю бетонных ступенек, ведущих в основную часть дома, все мое тело покрыто потом.

Это уже слишком.

Мое сердце бешено колотится, и я слышу тяжелый стук в ушах, когда мой взгляд перемещается на верхнюю площадку лестницы. Я неуверенно ставлю одну ногу на нижнюю ступеньку и медленно переношу свой вес, и когда я поднимаю следующую ногу на вторую ступеньку, позади меня раздается громкий ХЛОПОК, который эхом разносится по коридору, как навязчивая песня.

Испуганный вздох вырывается из моего горла, когда я резко поворачиваю голову. Осмотрев длинный коридор, по которому только что прошла, но не вижу ничего, кроме темного, полого туннеля. Дверь позади меня все еще открыта, и ничто не загораживает мне вид на тусклый свет в противоположном конце. Единственная дверь, из-за которой мог раздаваться такой шум, — это дверь моей камеры, но она находится на полпути по коридору. Я бы увидела тень, если бы там кто-то