Шрифт:
Закладка:
– Что?!
– Видите ли, мой сын женился на такой сомнительной девице! Она… она… Я не стану говорить о ней плохо, но она совершенно ужасна, невоспитанна, не умеет вести себя в обществе и всегда всё делает так, как хочет, а не так, как я велю. А сын во всём её слушается. И я боюсь, что он отдаст ей мои фамильные драгоценности. Вот я и спрятала свою диадему самым надёжным способом – проглотила её. На растрёпанных куцых перьях этой нахалки диадема всё равно не смотрится.
– Та-а-ак, – протянул Трот. – Да чтоб меня аллозавр чаем напоил… вот откуда там острые углы и дуги. Ещё я прощупал такие круглые штуки, словно бы связанные шнурками.
– Цепочками, – поправила птеранодониха. – Это ожерелье, круглые агаты, соединённые цепочками с ажурными листиками.
– А такое плоское, круглое?
– Это сковородка. Я ещё проглотила любимую сковородку с инкрустированной рукояткой, чтобы её не забрала эта жуткая особа, жена моего глупого сына.
Трот аж поперхнулся. Потом с некоторым трудом принял серьёзный вид:
– Мадам, положение очень серьёзное. Диадема острыми зубцами прорежет ваш желудок и провалится в кишки, за ней последует ожерелье со всеми своими ажурными листиками. Сковородка в дыру не пролезет. Но это вас не спасёт, вы умрёте от перитонита, то есть от воспаления кишок и прочих внутренностей. Вот лекарство, это рвотное. Надеюсь, ещё не поздно. Немедленно идите в укромное место и достаньте все спрятанные сокровища.
– Но она заберёт их у меня! – жалобно возразила птеранодониха. – И вряд ли я смогу вытащить сковородку, она торчит поперёк желудка.
– Я вообще не понимаю, как вы её проглотили, – сказал Трот. – Если ничего не получится, будем оперировать. А я – плохой хирург. Операция закончится неудачно. Так что лучше постарайтесь всё выплюнуть.
Птеранодониха схватила пузырёк и отправилась искать укромное место.
– Ужас, – проводил её взглядом Трот. – Чтоб её мозазавр кружочками настругал, это ж надо такое придумать. Если рвота не поможет, придётся Струму и Валере завтра снова сюда тащиться и оперировать. Я действительно плохой хирург, да и без анестезиолога полостную операцию делать нельзя.
Следующему пациенту Трот поставил диагноз с первого взгляда:
– Уважаемый господин Петер, у вас артрит. Интеркарпальные суставы и суставы между костью пясти и крыловидным пальцем вы использовали так интенсивно, что хрящевые прокладки между костями износились. И даже можно сказать, что кости продолбили глубокие бороздки друг в друге. Вы слишком много летали в жизни, господин Петер.
– Это да, – улыбнулся старый птеранодон с серебристым, уже поблёкшим гребнем. – Полетал я немало. Что там Аляска! Я первый совершил беспосадочный перелёт до Африки и Мадагаскара, я парил над Антарктидой и за ней любовался розовыми китами неведомого океана. За всё надо платить. Я прожил прекрасную жизнь, и артрит – такая ерунда по сравнению с этим.
– Жизнь ещё не кончена, – улыбнулся в ответ Трот. – Я дам вам мазь, она не сделает вас птенцом, но она снимет боль, и вы ещё полетаете над морем выше всех. Время рекордов прошло, но небо для вас не закрыто.
Потом Трот обработал и намазал лекарством воспалённую ранку на ноге молодого никтозавра, полечил двух юных птеранодонов от блох, мельком взглянул на искалеченную месяц назад кисть другого юноши («да, всё зажило, можно ставить протез») и собрался уже домой.
– Господин доктор, не посмотрите ли вы нашу соседку, черепаху архелона? – попросила мама блохастых птеранодонов. – Её кто-то чуть не съел в море, и панцирь почти разломился. А тётушка Араха стесняется попросить вас о помощи, потому что не говорит на нашем языке.
– Вот так всегда, – вздохнул Трот. – Сначала обещали пять вызовов, на них я полечил семерых птеранодонов, а под конец образовалась ещё какая-то тётушка, пять мозазавров ей под панцирь. Она в море, конечно?
– Разумеется, в море, – виновато развела крыльями птеранодониха. – Но совсем близко, на мелководье. В таком состоянии она не может вернуться на глубину, её тут же съедят мозазавры или акулы.
Так Бэк наконец увидел море вблизи. Солнце уже садилось, слепящие дорожки рассыпались бликами по воде, ультрафиолетово-зёленые тени мелькали между ними. Недалеко от берега чернела Одинокая Скала – остатки замка графов Птеродактилей. Бэк осторожно потрогал ногой тихое море. Оно казалось очень мокрым, даже мокрее, чем река. Ноги вязли в песке, оставляя чёткие следы. А вон ещё чьи-то следы, крупные, похожие на отпечатки ног гадрозавров и зауролофов. Какой-нибудь одинокий зауролоф бродил здесь и сочинял стихи, любуясь морем.
– Что ты там встал столбом, как дохлый тираннозавр, иди помогай! – донёсся до Бэка призыв Трота, уже далеко ушагавшего по пляжу.
Да уж, помощь была нужна.
На волнах колыхалась огромная черепаха. Трот и Бэк зашли в воду по грудь. Панцирь бедняги был расколот почти пополам, разорваны внутренние слои под щитками.
– Бэк, держи, чтоб волны её не двигали, мне надо исследовать рану. Эк вас угораздило, мадам, – пробормотал Трот, ощупывая рану.
Черепаха виновато моргнула.
– Я могу это всё починить, но у меня нет с собой штифтов нужного размера, да и стемнеет скоро, – сказал черепахе Трот. – Тётушка Араха, вы сможете потерпеть до завтра? Я сбегаю в больницу, возьму инструменты, штифты, цемент, может быть, материал для пластики. И анестезиолога. Вы потерпите?
Черепаха грустно моргнула. Мол, потерплю, что мне ещё остаётся? Трот сунул ей в жуткий клювообразный рот обезболивающую таблетку и выбрался на песок.
– Эх, уже сумерки. Я собирался заночевать у птеранодонов, а теперь из-за этой несчастной черепахи, чтоб её разорвало… впрочем, её уже разорвало… надо бежать обратно. Завтра пусть Струм с Валерой идут сюда чинить бедолагу. Чтоб того мозазавра, который её так уделал, в косичку заплело! Впрочем, не надо, мне же придётся расплетать.
– Вы и мозазавров лечите?
– А куда ж их девать. И надо заодно завтра сделать протез птеранодону с повреждённой кистью. Хватит морем любоваться, идём домой скорее.
Бэк и не успел толком полюбоваться. Он заторопился за Тротом, споткнулся, упал. Пальцы нащупали в песке что-то твёрдое.
– Господин Трот, посмотрите, что я нашёл!
Трот, не оборачиваясь, мчался вперёд:
– Потом, потом.
Бэк взглянул на найденную штуковину – сосуд странной формы с вертящейся ручкой сверху, сделано из металла и стекла, но и металл, и стекло незнакомые. А вдруг эту вещь вынесло волной из замка графов Птеродактилей? Вдруг это волшебный артефакт? Бэк сунул находку в аптечку № 1, изрядно опустевшую после пяти вызовов, и побежал за Тротом. Но тот вдруг встал как вкопанный:
– Смотри!
– Да я их видел, кода мы к черепахе шли, – отмахнулся Бэк. – Следы
