Шрифт:
Закладка:
Х отправилась на машине. Никто не знал, где Робер. Она трижды объехала остров, пока не нашла его. Неотступно думая обо всей этой воде, которая тем временем под высоким напором губит дело ее жизни.
Наконец Робер пришел, перекрыл воду и в воцарившейся тишине смог оценить убытки: сотни часов работы – его работы – псу под хвост, все погибло, все надо переделывать. Весь дом полон воды, переделывать действительно надо было буквально все.
Что же произошло? Почему этот аппарат, совсем простой, новенький, лопнул, загубив весь дом? Робер понятия не имел. Х вообще ничего в этом не смыслила. Вместе они дозвонились до компании – с континента, – которая доставила бойлер. Технический специалист явился только через несколько дней. Потом были акты страховых компаний. Экспертизы. К согласию прийти не могли. Был ли аппарат неисправен? Или Робер плохо его установил? Или Х неправильно его включила? Эксперты спорили. Защищали интересы своих доверителей. Это длилось несколько месяцев. Был суд. Значительные издержки. Кто в ответе? Кто виноват? Дело слушалось дважды. Ущерб возместили. Все это время – месяцы переросли в годы – пользоваться домом было запрещено, якобы для уверенности, что «владельцы не скроют доказательства». Тем временем все покрылось плесенью. Все воняло. Все на выброс. Бесконечное уныние охватило Х. Она была подавлена. Дом, жизни в котором она уже отведала, который уже доставил ей радость, пришлось покинуть. Симон обезумел. Он злился на остров.
После стольких трудностей, проволочек, неувязок, изъянов, после выпавших ей солнечных часов в своем доме – в котором она уже начала осваиваться, – в третий раз Х упала с небес на землю, на этот раз с чувством, что у нее не осталось больше сил, что рана смертельна. Она была уничтожена. Из-за какой-то пустяшной спиральки, плохо сработанной или установленной наперекосяк рабочим на другом конце света, ее дом удалялся, становился миражом, невозможным, недосягаемым… Она была готова опустить руки. И очень возможно, на этот раз не смогла бы подняться…
X
Х была одинока – без сил, без помощи, без опоры. Одна на свете. Одна со своим отчаянием. Наедине с собой. Совершенно беззащитная. Жалкая, слабая, почти бесплотная, гонимая ветром и волнами. Потрясенная, растерзанная, помятая. Ощущающая себя физически голой, лишенной одежды у всех на виду – ожидающая самой жестокой, самой унизительной расправы. Обезоруженная, обессиленная, с заживо содранной кожей, одетая только в свое горе. В свою боль. В свой стыд.
Она была одна перед всем миром, перед всей его тщетой, ей не на что было опереться, нечего противопоставить своей беде, не за что уцепиться, некому ее поддержать. Одинокая и голая, без дома – хуже того: она потеряла свои мечты о доме, потому что дом ее был сведен к нулю, уже много месяцев, как ей запретили туда доступ, – без надежды, без планов, без горизонта. Всеми брошенная.
Почему она приехала на этот остров? Почему судьба привела ее сюда, ее, предназначенную этой территории еще до рождения, когда остров выбрала ее мать? Почему она захотела здесь дом? И именно этот дом, на вершине утеса, поручила Роберу? Почему наделила его столькими добродетелями? Почему? Почему? Х терялась в тщетных вопросах. В доводящих до безумия сомнениях. Парализующих. Отупляющих. Зачем жить? Зачем бороться? Зачем противиться судьбе? Упорно искать счастья там, где его нет? Да и просто искать счастья: неужели только оно – залог удачной жизни? Почему ей так остервенело мешают построить дом, свой дом? Почему на нее сыплются неудачи?
Х осталась голой. Ее дом дал ей статус, можно сказать, положение в обществе, наделил достоинством, идентичностью. Все это унесло наводнение в результате поломки бойлера. Лишенная этих знаков отличия, Х вновь стала как все, как самые несчастные и обездоленные на земле, вновь стала маленьким ребенком – разве дети не рождаются голыми, и разве сегодняшние дети, обреченные на ад земной, эксплуатацию, позор, унижение, не остаются голыми навсегда, голыми жертвами всех тех, кем движет только алчность? Она была одна. Она не знала, почему у нее отняли «одежду» – в символическом смысле, – почему судьба так ожесточилась против нее. И кто забрал ее одежду. Кто ее сорвал. Кто, завладев, при случае попользуется ею. У нее только было чувство, что, лишенная всего, она больше не человек. И обречена на гибель перед лицом всего мира, среди других таких же парий, как она.
Так она мучилась сомнениями, когда вдруг другой вопрос – на первый взгляд нелепый – мелькнул у нее в голове: а что, если катастрофа с бойлером была шансом? В трудные моменты своей жизни, под ударами судьбы, в испытаниях Х всегда любила, как говорила она сама, «мыслить иначе». В априори тяжелой ситуации попытаться найти хорошую сторону – «хорошую сторону плохого», еще говорила она, – преимущество, повод надеяться, шагать вперед, строить. Так она справлялась с трудностями. Так попыталась «мыслить иначе», когда не прошла конкурс на должность адъюнкт-профессора и все университетские горизонты для нее закрылись, – эта неудача дала ей шанс поступить в адвокатуру, где она сделала достойную карьеру, а потом продолжить, для обогащения ума, учебу на философском факультете, чего никто от нее не ожидал, – или когда ушел муж, оставив ее одну с маленьким ребенком, или, совсем недавно, когда ей сообщили, что у нее рак: опасность представлялась очень серьезной – что было точно, – а будущее весьма ограниченным – что было глупо. Другие были бы раздавлены, а она пыталась и в этих неприятных событиях узреть что-то позитивное, не жалуясь и не отчаиваясь. Полезный урок. Она всегда пыталась действовать – либо преодолеть препятствие, либо обойти его, найти окольный путь, а то и договориться с ним. Только так – по ее мнению – можно смотреть на мир. По другим углом. Используя силу течения, а не пытаясь ему противостоять.
Очень долго в простоте душевной Х представляла себе дом делом своей жизни. Ей потребовалось много времени и сил, чтобы замыслить его, отыскать участок, довести до конца строительство, сделать его жилым, очаровательным, выразить в нем всю глубину своего существа; сколько же ностальгии понадобится ей, чтобы исцелиться, зная, что пользоваться им нельзя? Научиться обходиться без него? Жить без него – и без плана вновь