порадовать ее приятным времяпрепровождением, познакомить с теми сторонами жизни острова, о которых она ничего не знала, и помочь – как знать? – завести знакомства. Х никогда за всю свою жизнь не бывала на таких праздниках, но что она теряла? Она была заинтригована, ей стало любопытно, и она от души согласилась.

Это были деревенские танцульки. Обстановка самая свойская. Пришли только люди с острова, все друг друга знали, они хорошо поработали зиму и были счастливы хоть один вечер повеселиться. Обстановка сложилась почти семейная: здесь смешались все поколения, чтобы расслабиться, хорошо провести время вместе. Было душевно.

Х сразу оказалась в маленьком обществе, собравшемся вокруг Робера, – здесь были его родные, друзья, соседи, бывшие одноклассники – все как один островитяне и потомки островитян на протяжении нескольких поколений. Женщины, явно без малейших усилий – то есть во имя самой что ни на есть спонтанной человеческой симпатии – проявили интерес к Х, к ее стройке, к ее жизни. Они ее не жалели и не завидовали ей, но поздравляли: ей посчастливилось строить дом, отыскать один из самых красивых участков на острове, с самым лучшим видом. Они сказали ей, что следили за ее стройкой по рассказам Робера, который принимал свою миссию близко к сердцу, был горд работать с Х и доволен уже вырисовывавшимся конечным результатом. Еще сказали, мол, они счастливы, что Х построила дом на острове, и счастливы, что этот дом построен Робером.

Тарелки с жареной рыбой передавались из рук в руки вместе с бутылками спиртного. Неподалеку оркестр настраивал инструменты. Несколько женщин, сидевшие поодаль от Х, в течение вечера пересели поближе, чтобы поздороваться с ней, сказать, как они рады, что она сегодня с ними.

Как велика разница между отношением этих женщин с острова и горожанок, уехавших на пароме! Китайские церемонии за завтраком и такая осязаемая простота за ужином… Мир состоял из наслоения подмиров, ничего не знавших друг о друге. И острова созидали мир на свой лад, незагрязненный, ни в чем непохожий на мир твердой земли, но такой надежный.

Еще не ощущая себя включенной – такая формулировка была бы преждевременной: включена, не включена, разве такое бывает по заказу? – Х чувствовала, что проходит испытания инициации, постепенно приближаясь к островному обществу. По крайней мере, она надеялась, что идет по верному пути. Впервые за то долгое время, что она бывала на этом краю света, ей довелось что-то разделить – радость, смех, взаимную симпатию – с женщинами острова. Впервые с тех пор, как она была совсем крошкой. До сих пор она не покидала мира чужих острову гостей. Была ограничена уголком – конечно, чертовски привлекательным, пропитанным солнцем и йодом, умилительным до слез, но в человеческом плане пустынным, что было для Х сплошным разочарованием. Дадут ли ей однажды сказать, что она – с острова? А что, если этот славный деревенский вечерок станет началом ее выигрыша? Быть с острова, быть откуда-то: непременное условие, чтобы идти вперед по жизни.

За эти перемены она была благодарна Роберу. Конечно, не без изъянов и слабостей – он даже поссорил Х с Симоном, что было не последним недостатком в данной ситуации, – но все же этот островитянин был потрясающим парнем.

IX

Прошло время. В доме наконец стало можно жить. Ни Х, ни даже Симон не смогли бы подсчитать месяцы и годы, затраченные на поиски участка, суды, проектирование, отсрочки и проволочки; они потеряли счет сезонам, прошедшим в несдержанных обещаниях, трудностях, неувязках, остановках стройки. Сколько времени все продолжалось? Никто уже не знал – и не придавал этому никакого значения. Реально было одно: впервые Х могла пользоваться своим домом. Еще не жить с комфортом, по полной программе, как в мечтах, но, по крайней мере, она могла в нем расположиться хотя бы по-походному. Это был первый шаг. Час славы, и это надо было отметить.

Она действовала так, что в течение нескольких недель даже Робер проявил пунктуальность. Дом родился, оформился. Еще жалуясь на многочисленные недоделки – не было ни одной внутренней двери, не хватало окон, терраса была в зачаточном состоянии, розетки не поставлены… – и не решаясь признать, что имеет дело с человеком особого психического склада, островитянином, Симон примирился с Робером, признавал его старания и ругался только изредка, по привычке; на этом фронте в жизни Х наступил мир…

Еще многого недоставало, но Х могла наконец говорить о «своем доме», и это не казалось преувеличением или фигурой речи. Вот это была радость. Она заказала матрас и переночевала на нем – «дома», впервые. Как будто заклинала судьбу, много месяцев упрямо оттягивавшую этот момент.

К первому обеду, приготовленному в кухне – неукомплектованной, без горячей воды; условия были спартанские, – солнце заливало золотом рабочий стол. Х пустила в ход овощи, которые по дружбе одна соседка – из тех, что были на празднике в порту, – положила ей под дверь в знак приветствия. Какое чудо эти дары, упавшие с неба! И эти женщины, вот повезло! Как будто в своей скромности и смирении – равно как и в своей архаике, почти экзотике, – женщины с острова сохранили соль жизни, то, что современные и экипированные по последнему слову большие города давно упразднили, исконную гармонию, сердечность отношений между людьми, искреннее сочувствие…

Она соорудила из овощей совсем простое блюдо, чтобы сохранить весь их вкус.

– По-моему, ты приготовила лучший обед в твоей жизни…

Комплимент Симона был бальзамом на сердце Х.

В следующие несколько приездов так и жили – по-походному, без всяких удобств, но было славно. За отсутствием дверей приходилось свистеть, пользуясь туалетом. Кашлять и повышать голос, чтобы заглушить непристойные звуки, и смеяться над этим: дом уже выполнял свою миссию, доставлял радость.

Впрочем, изо дня в день становилось ощутимо лучше: цель была близка.

К концу строительства – но есть ли вообще у строительства конец? – Х даже ухитрялась устраивать в доме праздники, отмечать дни рождения, Новый год… В эти дни в доме расставляли мебель, расстилали ковры – в остальное время все это было накрыто брезентом, чтобы не собирать пыль от работ, – доставали посуду – и этого было достаточно, чтобы забыть, что террасы по-прежнему нет, участок завален мешками с цементом, не завезли зеркала – так что невозможно ни побриться, ни причесаться… С того момента, как в нем начали устраивать праздники, при всем его несовершенстве дом входил мало-помалу в чувственный мир каждого и по-настоящему становился семейным домом. В нем создавались воспоминания. Слово «Мария» постепенно стало не только именем мамы и бабушки, теперь оно обозначало место вполне конкретное, счастливое, можно сказать, очеловеченное…

Как-то ночью Х, одна в темноте, смотрела на пейзаж. Взошла луна, почти полная. Остатки стройки исчезли, поглощенные сумраком, и в лунном свете появились очертания острова,