Ответ прозвучал жестко:

— Ты не для этого плывешь в Пантикапей.

Спарток не сдавался:

— При всем уважении… Мы не знаем, сколько в городе афинян и как они настроены. Ты политик, поэтому исходишь из того, что каждый клерух должен быть патриотом Афин. А ты уверен, что они готовы идти на жертвы, рисковать своей жизнью, жизнью семьи?.. Вспомни, что ты говорил мне про пританов: каждый думает в первую очередь о достатке и спокойной старости. Чем эти афиняне отличаются от тех? У них тоже промысел, дети, добро… Ты уверен, что они хотят перемен?

— Может, и не хотят, но перемены к ним уже пришли. — Перикл обвел рукой пролив, где повсюду на фоне темнеющего неба торчали мачты триер. — Ты спрашиваешь, уверен ли я. Нет, но я верю. По моим сведениям, Гилон зажимает клерухов, обложил эргастерии непомерным налогом. Все лучшие должности отдал на кормление потомкам милетян… Так что я надеюсь на их помощь.

— Хорошо, давай оценим силы противника. Гарнизон — раз. Ополченцы — два. Наемники — три. Сколько отсюда до Пантикапея?

— Около сотни стадиев[127].

— Ночной переход. Если Кизик вечером отправит гоплитов, утром они будут здесь. Тебе нужна длительная осада?

Перикл не перебивал, хотя на скулах заиграли желваки. В нем боролись негодование и здравый смысл. Два года назад он возглавил афинскую армаду во время похода на Самос. Осада длилась девять месяцев, и все-таки мятежники сдались. Но там ситуация была другой: островитяне не могли рассчитывать на стороннюю помощь. Получается, фракиец прав: если к Нимфею подойдет ополчение из Пантикапея, дело может принять нежелательный оборот.

— Не отправит, — подумав, сказал он. — Гарнизон должен остаться в городе, а фаланга не может выдвинуться мгновенно: нужно оповестить призывников, дать им время на сборы, подготовить провиант и оружие, снарядить обоз… Мы не знаем, мир сейчас у Кизика с Октамасадом или война. Разведчики доложили, что недавно произошла стычка под Пантикапеем, но обстановка на Боспоре меняется быстро. Нужно все проверить, чтобы не напороться на скифскую конницу…

— Кто пойдет к Октамасаду? — спросил Лисандр.

Перикл взял бороду в кулак.

— Я, кто же еще.

— Отправь одного из эпистолевсов. Не подвергай себя опасности.

— Нет, у варваров принято, чтобы вожди договаривались, глядя друг другу в глаза. Так?

Он вопросительно посмотрел на Спартака.

Тот кивнул, потом напомнил:

— Наемники…

Первый стратег досадливо вздохнул.

— Я ценю твое рвение, но пойми меня правильно. Ты мне нужен живым и здоровым. Сам знаешь почему.

— Знаю, — невозмутимо заметил Спартак. — Мы сюда воевать пришли. Стрела может найти в толпе любого, потому что смерть не разбирает, кто куда пришел, и зачем. Это может случиться и в Пантикапее. Так что ж теперь — всю дорогу прятаться за мачтой? Я верю в успех, точно управлюсь до рассвета.

Перикл молчал — ох как нелегко ему сейчас давалось решение.

— Хорошо. Пойдешь с Лисандром. Видите здание под красной черепичной крышей у подножия холма?

Оба кивнули.

— Это храм Деметры. В случае успеха любого из вас, неважно кого, нужно рядом с ним зажечь костер. Так я узнаю, что в городе нас ждут и поддержат при штурме. И добавьте в огонь побольше зеленых веток, чтобы шел белый дым.

Лисандр показал на массивное здание над обрывом, похожее на обычный глинобитный дом, но крупнее.

— Лучше там: с акрополя костер будет заметнее.

— Что в этом доме? — спросил Перикл рыбака.

— Храм Кабиров.

— Как туда попасть? По дороге нельзя… — заметил Спартак.

— Разберетесь на месте, — буркнул Перикл.

Потом снова обратился к рыбаку:

— Есть еще дороги, кроме Пантикапейской?

— Так это… конечно. Зерно же возят. Только вам по воде надо. К северу от Нимфея находится большая бухта, но она мелкая, корабли туда не заходят, только рыбачьи лодки. Можно пройти тихо, на веслах. Там моя деревня.

Дальше решили так. В назначенную ночь два небольших отряда под командованием Лисандра и Спартока зайдут в бухту на лодках, высадятся и двинутся по городу, стараясь не привлекать к себе внимания. Из оружия возьмут только махайры[128], чтобы не звенеть амуницией. Для защиты — наручи, под хламидой не видно. После выполнения задания оставшиеся в живых рассредоточатся по городу и будут ждать штурма.

Клиний уронил голову на грудь: понял, что домой его не отпустят.

Утром в степь поскакали парламентеры. Вечером они вернулись с хорошей вестью: Октамасад согласен на переговоры. На следующий день эпибаты с двух триер попрыгали в воду и поплыли к берегу. Матросы вытащили на песок один из гиппосов, после чего спустили по мосткам лошадей.

В телеге везли подарки для Октамасада — расписную посуду, ткани, серебряные и золотые украшения, амфоры с вином.

Перикл хотел ограничиться парой ритонов, но Спартак настоял: без богатых даров в степь лучше не соваться, потому что прийти с пустыми руками к номарху — это значит нанести ему оскорбление, считай, что переговоры закончились, не успев начаться.

Перед этим одрис спросил Перикла, искусно имитируя равнодушие:

— Сколоты здесь давно?

— Клиний сказал, что пришли пару лет назад… Сначала теснили траспиев и катиаров[129], потом вроде договорились по-хорошему. Те переселились к Меотиде.

— Откуда пришли?

— Из Ольвии.

По выражению лица Спартока Перикл понял: что-то не так.

— В чем дело?

Скрывать не имело смысла — рано или поздно правда будет раскрыта.

— Я знаю Октамасада.

— Откуда?

— Это он выдал меня брату.

Положив руки на плечи одриса, Перикл посмотрел ему в глаза.

Говорил тихо, дружелюбно, проникновенно:

— Понимаю: тебе хочется отомстить… Сейчас решается судьба Боспора. Когда эскадра уйдет в Афины, ты здесь останешься хозяином. Не мне тебя учить, просто прошу… как боевого товарища. Будь выше мести, будь политиком. Дружба греков и скифов — залог процветания края. А жизнь все расставит по