Шрифт:
Закладка:
— Если дама против отношений, Афанасий, к сожалению, не знаю, как вас по батюшке, не стоит настаивать. Надо гордо уйти в сторону и найти другую женщину. Нужно быть благодарным за часы, проведённые в её компании и отпустить, если она этого желает. А пытаться настаивать... — Он выворачивает руку Афанасия сильнее, и тот вынужден кряхтеть. — Это путь охламонов и невежд. Вы же не хотите, чтобы Ксения считала вас невеждой? Вы же из администрации города, насколько я понимаю. Так что, пожалуйста, держите марку и докажите нам с Ксенией, что туда берут только самых достойных.
— Отпусти меня, шваль!
— Афанасий, что нужно сказать человеку, чтобы он выполнил просьбу? Что вообще в такой ситуации говорят воспитанные люди?
— Пожалуйста, урод!
— Ну вот, — отпускает Максим руку Афанасия. — Не могу отказать.
Максим разминает плечи, поправляет рубашку. А красный как рак замглавы администрации пыхтит, кричит жуткие слова, топчется на месте, скалит зубы и машет кулаком, угрожая. Правда, больше не кидается.
— Я это так не оставлю! Я ещё устрою! А ты, Ксения… Ты… Вместо того чтобы выбрать правильный путь, сама себя погубила окончательно! Так и знай! Попомни моё слово! Я тебя, Ксения Акимова… Жди!
Афанасий уходит из сарая. А я, смяв подол майки, в шоке присаживаюсь на большой старый пень, выкорчеванный в саду ещё моим отцом и использующийся в сарае вместо стула.
— Как же я дальше жить здесь буду?! — Руки трясутся, за детей страшно. — Он же никогда этого не простит. У него знаете какой характер? — шепчу будто в бреду. — Он нашего электрика Бориса чуть со свету не сжил, когда тот его на велосипеде из лужи обрызгал.
— Значит, вы с ним были ещё и потому, что капельку побаивались отказать, да, Ксения? Опасались расплаты со стороны администрации? Видный мужчина, с очередью из женщин, а выбрал вас. Понимаю. Повезло. И всё же отказали. Это дорогого стоит, Ксения. Я в вас не сомневался.
— Ну как так-то!? — Прячу лицо в ладони.
— Простите меня, Ксения. Мне, конечно же, не стоило встревать. Но он пренеприятнейший тип. Кто-то должен был поставить его на место.
— Комиссия, банк требует вернуть кредит... А теперь ещё и Афанасий со своей местью! — начинаю тихонько плакать. — Да что же я такая невезучая-то?
— А комиссию на тебя кто натравил? — аккуратно спрашивает Максим и подходит ближе, подаёт мне пачку совершенно новеньких, душистых одноразовых носовых платков.
— Я впечатлена, — шмыгнув носом, легонько улыбаюсь Дубовскому.
Салфетки источают аромат чайной розы. Его сложно описать — это нежный сладкий запах с тонами настурции, муската и фруктов. Я смотрю на стоящего поблизости Дубовского и не могу поверить. Откуда эти милые салфетки оказались у него в руках? Всё у этого человека с собой, на все случаи жизни есть план действий. Он всегда знает, что делать. С ним не пропадешь. Изогнув белоснежный краешек, мну салфетку в руках, разглядывая выбитый узор.
Затем поднимаю голову.
Максим, посмотрев на меня своими потрясающими золотисто-зелёными глазами, неожиданно протягивает руку, словно желая прикоснуться к лицу, пожалеть, утерев слёзы, но в последний момент опускает ладонь, запихнув в карман. И, на мгновение отвернувшись, разглядывает бревенчатую стену.
Возникает пауза. По телу пробегает волнительная дрожь. Не могу перестать наблюдать за ним. У Дубовского широкие плечи, узкая талия, крепкая спина. Тёмная рубашка эффектно её обтягивает. В этом сарае для него мало места, и, когда мой новый знакомый приближается, я чувствую себя беззащитной девчонкой.
Я переживаю, рыдаю, нервничаю. Страдаю, боясь потерять детей, но эти эмоции перебиваются чем-то непонятным, чего я совершенно точно не желаю.
Глядя ему в лицо, я вспоминаю, что когда-то давно пыталась рисовать портреты. Ещё будучи совсем юной девушкой водила карандашом по бумаге, но мне не хватало навыков и вдохновения. Да и в родных местах подобные занятия не приветствовались. И вот, взглянув на привлекательные черты Максима, я захотела взять карандаш в руки.
По какой-то причине, будучи в отношениях с Афанасием, я не думала, что изменяю Ивану. Не воспринимала ту связь как что-то важное и не вспоминала нашу с мужем любовь. Всё это стояло особняком. Как нарушение диеты в единственный праздничный день, возможность хоть как-то жить дальше. Да и чувств к Афанасию у меня никогда не было. А вот сейчас…
Сейчас рядом с Максимом, которого знаю всего два часа, я прячу взгляд и вспоминаю Ивана, остро ощущая, что вероломно предаю его.
— Вы, Максим, спрашиваете, как приехала комиссия? — пожимаю плечами, пытаясь успокоиться, собраться. — Да просто приехала, и всё. Документы показали, девочек стали опрашивать, ходить по дому, бардак мой фиксировать. Ай... — Вытираю щеки, махнув рукой, изо всех сил прогоняя от себя неуместное смятение в его присутствии. — Что говорить… Не верю я уже ни во что.
— Комиссия, Ксюшенька, просто так никогда не приезжает, — говорит тихо, опускаясь на пень возле меня.
Я мгновенно чувствую, как его нога в брюках касается моего бедра. И этот факт не проходит для меня незамеченным. Этот тягучий ток по телу… Запретный, совершенно недозволительный. Как он умудрился за два часа так сильно впечатлить меня? Незнакомый, совершенно чужой человек. Я как дурочка хихикаю, я представляю его детям, я творю какую-то дичь, а внутри с первых минут будто масло сливочное тает. Кошмар! И это при том, что у меня в жизни полно неприятностей. Мне нужен был фиктивный брак, а не ещё одна проблема.
Мысленно ругаю себя. Планирую резко встать и отойти от Максима в сторону. Я совершенно его не знаю. И своей дракой с Афанасием и заявлениями нашей свадьбе Дубовский лишь добавляет мне проблем.
Но отчего-то сдерживаюсь, продолжаю сидеть. Хотя и стараюсь вести себя прилично и не дышать как больная туберкулезом, ибо при таком сладострастном раскладе я однозначно предаю память Ивана. Точно знаю, что всё ещё люблю мужа. Всё что осталось от него : наши воспоминания, наши фотографии, наши дети. Девочки похожи на него. Он их отец. Не было с Афанасием такого. Никогда. Ни с кем не было. Ивана в моем сердце заменить нельзя. Да я и не хочу.
Именно по этой причине я отодвигаюсь как можно дальше, так чтобы наши с Дубовским тела не соприкасались друг с другом. Даже случайно, как бывает в автобусе.
— На тебя поступил серьёзный сигнал. Не зря они так оперативно среагировали. Иногда годами эти дела с места на место перекладывают. А тут приехали.
— Может, и неоперативно, мы ж не знаем. Я думаю, что это кто-то из поклонниц Афанасия. Они мне гадости регулярно делают. Могли и это подстроить.
— Почему? Разве это не мог быть сам Афанасий?
Я резко оборачиваюсь, смотрю на Максима. Не понимаю.
— Зачем это ему? Он ведь знал, что я никогда не прощу, если детей заберут.
