Шрифт:
Закладка:
– Ха, – сказала Мирна, повернувшись к двери. – Никак не ожидала их увидеть.
Она принялась раскачиваться, чтобы набрать инерцию и поднять свое мощное тело с глубокого дивана, но, увидев лицо Армана, замерла.
Утка Роза, сидевшая рядом с ней на диване, забормотала свое обычное «фак, фак, фак», у нее тоже был удивленный вид. Правда, с утками такое нередко случается.
– Кто это? – спросила женщина в кресле, стоявшем ближе к огню.
Непривычная к зиме, она под свободный пурпурный кафтан надела пару колючих шерстяных свитеров. Шерстяной шарф на ее шее был в цвет хиджаба, обрамляющего лицо, на котором, казалось, оставило свои следы время.
В свои двадцать с небольшим Хания Дауд выглядела гораздо старше.
Ее губы сердито сжались. Глаза подозрительно сощурились.
– Копы, – сказала Рут Зардо. – Sûreté du Québec. Жестокие. В особенности по отношению к цветным, Мирна это хорошо знает. Вероятно, пронюхали, что ты здесь. – Она огляделась. – Убегать поздно.
– Да бога ради, Рут! – рявкнула Мирна. Потом обратилась к Хании: – Это вранье.
Но она опоздала. Новенькая схватила Рут за худую руку:
– Спасите меня! Я знаю, что полиция делает с такими, как я. Вы должны мне помочь! – От страха она повысила голос. – Пожалуйста! Я вас умоляю.
Рут, сообразив, что переборщила со своими шутками, отчаянно пыталась отыграть назад.
– Нет. Нет, нет, нет. – Вот все, что она сумела из себя выдавить.
Хания, подвывая, принялась раскачиваться назад-вперед. Роза выдала здоровенный «фа-а-а-ак».
И только когда Мирна принялась хохотать, до Рут дошло. Ее глаза сузились, она вперила взгляд в Ханию:
– Так ты морочишь мне голову?
– С какой стати я стала бы это делать? – сказала молодая женщина совершенно спокойным голосом и с улыбкой на лице.
Но ее глаза горели огнем, быстро опознанным и психологом Мирной, и художником Кларой. Ее глаза горели не весельем, а яростью.
Арман и Жан Ги сняли куртки и двинулись через зал, с его деревянными балками и полами из широких досок. Пылали, излучая тепло, дрова в огромных каминах из плитняка по обе стороны зала.
Ни Гамаш, ни Жан Ги не поздоровались с друзьями и соседями. Шагая по залу, они смотрели прямо перед собой.
Голоса в бистро стихли. Все знали, что случилось в университете сегодня днем. Рут поприветствовала вошедших своим обычным способом, но они проигнорировали ее выставленный средний палец.
Жан Ги выглядел особенно мрачным.
* * *
Арман прошел мимо нескольких свободных столиков, выбрав маленький круглый стол подальше от других посетителей. Он повелительно указал Жану Ги на дальний стул в углу. Жан Ги задался вопросом: нарочно ли это? Словно он был провинившимся ребенком.
Старший инспектор крайне редко делал что-то без определенной цели.
Жан Ги протиснулся на указанное место, сел, посмотрел на компанию у камина. Как же ему хотелось, чтобы они с Гамашем устроились поближе к ней! Посидели бы у огонька, поговорили о том, что день прошел без происшествий, узнали, сколько книг у Мирны украла Рут, которая заявляла, что никакой это не книжный магазин, а библиотека. Выслушали бы рассказ Клары о ее последней работе, посмотрели на крошки, выпадающие из ее волос, когда она порывистым движением проходится по ним пятерней…
Обменялись бы нелицеприятными высказываниями со спятившей старой поэтессой и делали вид, что не слышат бормотания странной утки. А ко времени закрытия бистро к ним подсели бы Оливье и Габри, притворяясь, что их не интересуют слухи о том, кто придет на завтрашнюю новогоднюю вечеринку в большой дом на холме.
Пока они шли к дальнему столику, Жан Ги заметил, что у камина сидит кто-то еще. Кто-то незнакомый. Пожилая женщина в хиджабе.
И тут Жан Ги вспомнил, кто это может быть. Мирна говорила, что привезет эту женщину из Монреаля сегодня вечером. В деревне были большие волнения в связи с прибытием Хании Дауд. Женщины, которая столько всего вынесла. Сумела выжить. Женщины, которая выступала в ООН. Возглавила движение за социальную справедливость. Многих людей привела к свободе. Была номинирована на Нобелевскую премию мира.
Мирна Ландерс, поддержанная другими жителями Трех Сосен, одной из первых откликнулась на призыв Хании Дауд о помощи. Была развернута кампания борьбы за права человека в уголке мира, мало кому известном и, казалось, еще меньше кого-то интересующем.
Однако мадам Дауд приехала в Канаду поблагодарить Мирну и остальных за поддержку.
И теперь, проходя мимо, Жан Ги подумал, появится ли она на новогодней вечеринке. Ходят ли такие люди на вечеринки или считают это пустым занятием?
И другой вопрос: пойдет ли на вечеринку он сам, или его опять засунут в угол?
Пока эти мысли мелькали в его голове, он втянул живот, размер которого начинал его удивлять, и протиснулся на место.
– Ты что будешь? – спросил Арман.
– Я закажу, – сказал Жан Ги и предпринял попытку встать.
– Сиди. Я сам. Что тебе взять?
Пока Арман говорил, Оливье шел по залу в их сторону.
Владелец бистро улыбался. Не во весь рот, но с теплотой. Он, как и все остальные, знал о том, что случилось. Видел новости в Интернете и по телевизору.
– Арман, – сказал он и прикоснулся к его руке. – Все в порядке?
Арман натянуто улыбнулся и кивнул:
– Отлично.
– Я вам верю. А ты? – спросил он Жана Ги.
– В порядке.
Оливье несколько мгновений разглядывал их, хотел было сказать что-то сочувственное, но промолчал. Что бы ни произошло между этими двумя, он не сумел бы найти слов утешения.
А потому он предложил что мог:
– У нас остался лимонный пирог с безе.
– Мне только содовую, patron, – сказал Арман. – Merci.
– А мне диетическую колу. Спасибо. – «Не уходи, не уходи, не уходи».
Оливье отошел от столика, бросив на Жана Ги сочувственный взгляд. Понять, что происходит между Гамашем и Жаном Ги, он не мог, но, глядя на них, ощущал, что мир полон смуты.
Возвращаясь к бару, он встретил Габри. Его партнер направлялся к Арману и Жану Ги, чтобы выразить сочувствие.
– Не подходи к ним, – остановил его Оливье.
* * *
Они не начинали разговора, пока перед ними не поставили заказ.
В шипучке Армана был ломтик лимона – он не просил об этом, но Оливье знал его вкусы. В бокале с колой, поданном Жану Ги, плавал, как ему нравилось,
