от внешнего к внутреннему ядру гуманитарного предмета, с другой – от общего к индивидуальному в нем (диалог возможен только с индивидом). В МФЯ обнаруживается в точности та же схема, описывающая понимание. Действительно, связав дильтеевское «выражение» с представлением о материальном знаке, Бахтин/Волошинов подчеркивает, прежде всего, физическую природу знака: «Знак – явление внешнего мира. И он сам, и все производимые им эффекты <…> протекают во внешнем опыте» (МФЯ. С. 15). Далее же, имея в виду знак языковой, т. е. «слово», высказывание, автор МФЯ особо поднимает «проблему значения». Он различает «значение» как совокупность тех моментов высказывания, «которые повторны и тождественны себе при всех повторениях», и «тему», которая «индивидуальна и неповторима, как само высказывание» (там же. С. 110–111). Если понимание «значения» «пассивно», «филологично», то «темой может овладеть только активное понимание», диалогическое по природе: «Понимание противостоит высказыванию, как реплика противостоит реплике в диалоге. Понимание подыскивает слову говорящего противослово» (там же. С. 113). И наконец, в этом «активном, отвечающем контексте» понимание, как и всякое высказывание, обладает «оценкой». При этом, в зависимости от «ценностного кругозора» понимающего, оценка может менять значение понимаемого («переоценка»), так что именно она вносит в понимание момент творчества (там же. С. 114–118).

3 Два последних абзаца являются конспектом (краткий пересказ, выписки и т. п.) части статьи С. Аверинцева «Символ» из Краткой литературной энциклопедии. (Т. 6. М., 1971. Стлб. 826–828). Впрочем, быть может, и напротив, данная статья была написана С. Аверинцевым не без влияния на него бахтинских идей. Во всяком случае, нельзя не почувствовать бахтинских интуиций, например, в таких выдержках из нее: «Истолкование символа, или символология, как раз и составляет внутри гуманитарных наук элемент гуманитарного в собственном смысле слова, т. е. вопрошание о humanum, о человеческой сущности, не овеществляемой, но символически реализуемой в вещном»; «истолкование символа есть существенным образом диалогическая форма знания: смысл символа реально существует только внутри человеческого общения, внутри ситуации диалога» (стлб. 828). Цитата взята из стихотворения Б. Пастернака «Август».

4 См.: Аверинцев С.С. Символ. Указ. изд. Стлб. 828. Предшествующие заметки Бахтина, содержанием которых является интерпретация символа, вероятно, возникли в процессе чтения статьи Аверинцева, посвященной этому предмету.

5 Проблема автора занимала Бахтина на протяжении всего его творчества. В данной – последней – работе мыслителя мы обнаруживаем в связи с категорией «автор» интуиции из его произведений 20-х годов. Так, «автор» сближен с «формой» в СМФ (ср. прим. 37 к СМФ), с «содержанием» же там соотнесен «герой». И как и в ранних трактатах (СМФ и особенно АГ), в 70-е годы Бахтин с настойчивостью доказывал, что «автор», являющийся принципом творческой активности, именно поэтому никогда не может предстать в произведении в качестве образа: этого не допустит чисто энергетическая его природа. Отсюда – полемика Бахтина с концепцией «образа автора», разрабатываемой В.В. Виноградовым (ср. ниже в МГН).

6 Natura naturans, natura naturata — природа порождающая, природа порожденная (лат.): термины схоластической философии, используемые Б. Спинозой.

7 В двух последних абзацах Бахтин, противопоставляя «точные» и «гуманитарные» науки, воспроизводит свой ход рассуждений, представленный в ФОГН: «Познание вещи и познание личности. Их необходимо охарактеризовать как пределы» (с. 409). В сущности, речь здесь идет о методе гуманитарных наук в отличие от естествознания, – в XX веке данная проблема мыслится как вводящая в область герменевтики (ср.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Ч. I, разд. I, гл. I, параграф а: «Проблема метода»). В категориях бахтинской методологии, принципы которой родились в процессе решения проблемы «чужого Я», «гуманитарное знание» использует диалогический метод, тогда как подход в точных науках основан на принципе монолога, лишающего познаваемый предмет «права голоса», рассматривающего его в качестве «чистой мертвой вещи» (ФОГН. С. 409). Бахтинские герменевтические идеи восходят, прежде всего, к В. Дильтею (ср. прим. I). Различая естественно-научный подход к человеческой психике и подход «наук о духе», Дильтей говорил об «объяснительной» и «описательной» («аналитической») психологии. Если первая, рассматривая душевную жизнь человека в ее вовлеченности в разного рода причинно-следственные связи, никак принципиально не выделяет свой предмет из мира природных вещей, то «описательная психология» постигает психику изнутри, в «прямом усмотрении», в «переживании» (см.: Дильтей В. Описательная психология. М., 1924. С. 39). Согласно Дильтею, «описательная психология» является основой наук о духе. Разумеется, от данных представлений Дильтея до бахтинского диалога путь не близкий. Однако в этом переходе есть даже своя скрытая логика: вспомним здесь о том, что именно Дильтея видел своим учителем и предшественником один из самых знаменитых диалогистов XX века М. Бубер. С другой стороны, вслед за Дильтеем на эту тему на рубеже XIX–XX вв. много писал Г. Риккерт. Его модификация дильтеевской проблемы состояла в том, что «наукам о природе» он противопоставлял «науки о культуре», под последними понимая по преимуществу историю. Если объекты первых надо подводить под общие понятия, то исторические науки стремятся, по Риккерту, воспроизвести саму действительность, которая носит индивидуальный характер (см.: Риккерт Г. Естествознание и культуроведение. СПб., 1903. С. 25). Для Бахтина же естествознанию противостоят по преимуществу науки «филологические»: их предмет – «выразительное и говорящее бытие» (ФОГН. С. 410), – бытие, герменевтически открывающее себя в «слове». Заметим, что бахтинская «наука о духе» в этом следует общей тенденции данного направления в XX веке – от «бытия» роковым образом обращаясь к осмыслению «языка» (М. Хайдеггер, представители диалогической философии).

8 Вопросу о понимании текста – центральному в герменевтике – посвящена работа Бахтина ПТ, где текст рассматривается как высказывание (см. в настоящем томе).

9 Говоря здесь о философии, Бахтин имеет в виду обосновываемую им теорию познания с ее противопоставлением «вещи» и «личности», опирающуюся на диалогический метод. «Инонаучность» в этом месте понята в смысле вышеприведенной цитаты из статьи Аверинцева «Символ». Определение Бахтиным собственной философии в качестве «метаязыка» в формальном отношении подобно взгляду Э. Гуссерля на разрабатываемую им «логику»: Гуссерль заявлял, что логика занимается идеальной сущностью науки как таковой, поскольку «всякая наука со своей объективной теоретической стороны должна соответствовать ее законам, которые носят безусловно идеальный (не привязанный к содержанию конкретной науки. – Н.Б) характер» (Гуссерль Э. Логические исследования. Ч. I. СПб., 1909. С. 141).

10Дильтей остается монологистом в глазах Бахтина, поскольку его модель познания, даже если речь идет о познании чужой душевной жизни, сохраняет субъект-объектный характер, «не дотягивая» до представления о диалогическом равноправии участников познавательного события и до «между» («Zwischen») – характере искомой истины. Когда Дильтей утверждает, что душевную жизнь других мы постигаем с помощью «духовного процесса, соответствующего заключению по аналогии (чужой внутренней жизни нашей собственной. – Н.Б.