Шрифт:
Закладка:
Ольга потупила взор и сказала совершенно другим голосом:
– Мне кажется, ты уже знаешь, в чем дело, Рудольф?
– Вы имеете в виду то, что хочет герр Глотцер от четы Померанцевых? Это не трудно угадать, учитывая род занятий Глотцера, прошлое Евгения Романцова и кое-что другое.
– Сначала Глотцер просто сделал Романову деловое предложение, – стала рассказывать Соня. – Причем Евгений получил бы большие деньги. Глотцер заявил, что своим людям он готов платить сколько угодно, но скорее расшибётся в лепешку, чем заплатит хоть цент этим чёртовым владельцам артефактов. Этим коллекционерам. Уступи им только раз, сказал он, и потом всю жизнь придется давать на лапу любому антикварному бандиту. Он хотел, чтобы кто-то отправился в Мюнхен и припугнул обладателя раритетов как следует. Романцов, естественно, согласился. Он давно набил себе руку в подобного рода делах. Он говорил, что у него сразу же вырабатывается адреналин, когда перед ним прижимистый владелец артефакта.
– Да, он упёртый малый.
Оля гневно вскинула голову.
– Ну почему вы всё время злословите о нём?
– Вы же не рассчитываете, что мы с ним станем закадычными приятелями?
Она вздохнула и отвела глаза.
– Идите к Евгению и… Что вы сказали?
Ольга помялась, потом замотала головой.
– Ладно. Передайте Евгению, что у меня есть для него предложение, которое поможет решить все проблемы: и его, и мои. И еще скажите: я не думаю, что в самое ближайшее время случится нечто серьезное, но пусть он на всякий случай сегодня не ложится спать после обеда.
Закончил я словами:
– Я хочу сперва убедиться в том, что сделаю именно то, что надо. Сядьте пока, Ольга, и выпейте кофе.
Я указал ей на стул. Она чуть поколебалась, потом решившись, прошагала к стулу и присела. Взяв в руки чашку и блюдце, она принялась за кофе.
– Похоже, Глотцер и впрямь закручивает гайки, – сказала Ольга.
– Он хороший стратег, – ответил я. – Сразу чует, где у противника самое слабое место. Ведь такому человеку, как Евгений Романцов, угрожать нельзя, пусть он даже и отошёл от дел. Ведь, бывших агентов не бывает. Если отступников наказывают по большому счёту, тогда как те, кто является достоянием разведки, всегда под бдительной охраной. Вот почему все угрозы извне закончатся только одним – телефонным звонком, и резким северо американским диалектом некто предупредит: «Если что-нибудь случится с Романцовым, то я вам лично не позавидую».
Это ожидаемая реакция ЦРУ или иной мощной спецслужбы.
– Ты говоришь так, как будто у вас с Романцовым есть ещё что-то общее.
– Есть, – подтвердил я. – И не забывай еще Красавчика-Ника.
Он тоже из этой серии… Причём один из лучших бойцов, хотя находится по другую сторону баррикад. Так вот, я хочу сказать, что Глотцер прекрасно знает цену слов Евгения Романцова. Так что бандиты, посланные герром Глотцером, могут хоть до скончания века раздувать щёки и сотрясать воздух своими воплями. Пусть только им вздумается перейти к решительным действиям, если сложится критическая ситуация, тогда Романцов колебаться не будет. Он вскочит в свой «Мерседес» и помчится по городу с пистолетом под мышкой. Потому-то Глотцеру и в голову бы не пришло надавить на него.
– Такое нужно просто перетерпеть. Так вот, сам Евгений Романцов вполне мог бы это перетерпеть, да и для вас, Ольга, это просто приключение, словно из голливудского вестерна.
– А вот моя, Соня, – другое дело. Еще совсем недавно Соня вела мирную, уединенную жизнь; её нервная система не приспособлена к подобной «холодной войне». Вот Глотцер и начал закручивать гайки постепенно, чтобы не спровоцировать Романцова вступить на военную тропу…
– Нужно быть мерзавцем, чтобы наносить мужчине удар через женщину, – высказалась с презрением Оля.
– Да, – согласился я.
Она метнула на меня острый взгляд. Должно быть, что-то в моём голосе показалось ей странным.
XXIX. Как в цирке: Никол – два – Никол
«Не губить пришли мы в мире,
а любить и верить!»
– Послушайте, Рудольф, – сказала Ольга. – В дверь, кажется, позвонили.
Я пошёл, и бездумно открыл входную дверь, даже не убедившись, кто пришёл и зачем.
Передо мной стоял незнакомец в форменной одежде и в бейсболке с названием компании, он держал в руках папку с тиснением. Пробормотав что-то себе под нос, он раскрыл папку. Когда я шагнул вперед, его напарник, которого я не заметил, выпрыгнул откуда-то слева и ударил меня по голове чем-то очень увесистым.
Если честно, то доведись мне лицезреть такую сцену по телевизору, я бы брезгливо поморщился и переключился на другую программу: не может матёрый профессионал попасться в такую ловушку – как последний простофиля. Все, что я могу сказать в свое оправдание, – это то, что я не спал уже две ночи и был явно не в форме.
Как бы то ни было, меня застигли врасплох, что для человека с моим опытом непростительно. Мне уже казалось, что все ходы оппозиции я предугадал и рассчитал наперед; когда начинаешь так думать, часто выходит, что ты жестоко заблуждался. К тому же сыграло свою роль и то, что я шел к двери, думая не только о том, кто за ней стоит, но и представляя себе в уме Соню, как будто позирующую художнику в стиле ню.
Оглушивший меня был мастером своего дела. Он нанес удар не сильнее, но и не слабее, чем требовалось. Я рухнул как подкошенный. В последний миг парень в форменке подхватил меня, чтобы я не сломал себе шею о каменные ступеньки. Я не совсем вырубился; я даже заметил, как мой обидчик убрал оружие – биту, налитую свинцом.
Меня затащили в дом и бесцеремонно бросили на ближайший диван. Все это я видел, хотя глаза мои были закрыты. Как будто наблюдал со стороны.
– Ты не слишком сильно ударил его? – озабоченно спросил незнакомый голос. – Если ты его убил…
– Я убиваю только тогда, когда мне за это платят, – ответил другой голос. – Что мне оставалось делать – зачитать ему вслух счёт за газ? И вообще, откуда он здесь взялся?
Мне прежде не приходилось слышать этот голос. Он раздраженно продолжал:
– Было сказано, что в доме только молодая женщина. Присматривай за этим типом, если он начнет приходить в себя.
Тут послышался голос Ольги:
– Рудольф, кто там был?
Мне нужно было что-то предпринять, но я был совершенно беспомощен. Я смутно сознавал, что если пустить все на самотёк, то случится что-то ужасное. Но шевельнуться не мог.
Я слышал, как где-то открылась дверь.
– Рудольф, я… –