холода и сырости, в таком состоянии он и вправду не мог дальше никуда идти. Меня и самого давно уже бил озноб, но еще как-то старался держать себя в руках, а бедный пациент совсем сдался. Приметил свисавший с одной из проходивших под потолком труб брезентовый мешок — должно быть, раньше этот туннель был полностью затоплен водой, и его смыло откуда-то сверху, а теперь, когда воду спустили, он так и остался висеть на трубе, за которую зацепился. Вода сошла уже давно, и теперь ткань полностью высохла. Снял мешок с трубы и вернулся вместе с ним к сжавшемуся от холода Эндрю.

— Вот, возьми и укройся этим, — произнес, с трудом разрывая еще довольно прочную ткань, — завернись в него, чтобы не касаться холодного металла.

Накрывая тканью оголенные ноги застывшего пациента, дотронулся до них и с ужасом отметил, что они были похожи на лед. Плохой знак.

«Неважно, в каком состоянии мы выберемся, главное, чтоб вообще выбрались», — промелькнуло в моей голове — отчаяние и бессилие Эндрю начинали передаваться и мне, хотя изо всех сил пытался отгонять их.

Укрыв полностью продрогшего пациента, сам медленно опустился рядом, прислонившись спиной к отсыревшему кирпичу. Умом понимал, останавливаться нельзя было ни в коем случае, потому что руководство компании непременно отправит в ближайшем будущем на зачистку клиники от разбушевавшихся пациентов новые группы оперативников. Хорошо, если в тот момент мы будем где-то далеко, а если нет? Полтергейста рядом может и не оказаться… А даже если окажется, кто даст гарантию того, что Блэкмор вспомнит меня? Ведь мы виделись с ним всего только несколько минут. Но дать измученному телу и разуму какой-то отдых было необходимо. Валился с ног, а Эндрю уже вообще сломался.

— Дэвид.

— Я здесь.

В ответ раздалось лишь молчание. Мы молчали оба, истощенные и вымученные навалившимися нечеловеческими испытаниями. Холод ощущался очень остро: казалось, от стены тянет могильным тленом, который запускает свои когти в мою спину. Ноги сводило от боли, которая от переохлаждения становилась только сильнее.

Как же мы дошли до такого? Как вышло так, что сидел на вымощенном ветхим кирпичом мокром полу, заплутав в бесконечных подземельях, сидел, прижимая к телу дрожащими от холода руками изувеченные ноги, а единственным спутником, человеком, не дающим мне сойти с ума, стал психически больной? Как мы все, люди, в этом месте опустились так низко, приняв на себя животные роли жертв и хищников, утонув в собственном отчаянии, страхе и страданиях? Почему пребывал сейчас здесь, попав в плен этого царства беспросветной тьмы и кошмаров, когда где-то там, за много миль отсюда, есть моя любимая, с которой мы оба наделали столько ошибок… Почему все сложилось именно так?

Не было никакой надежды, никакого просвета, только холод сырой могилы, одиночество и боль… И усталость. Непередаваемая усталость, измождение, от которого хочется забыться и исчезнуть. И еще мерный звук капель, ударяющихся о водную гладь. Тьма. Пустота. Безмолвие. Спать. Спать.

— Мы правда выберемся?

— Конечно, — тихо отозвался, пытаясь убедить себя в том, что действительно так думаю, — полностью в этом уверен. Просто сейчас нужно взять себя в руки, как бы ни было тяжело. Потом уже можно будет расслабиться. Когда попадем на улицу. Слово врача…

И опять повисло напряженное молчание; мне казалось, что оно отдается неведомым звоном в ушах. Челюсть сводило от холода. Присутствие рядом другого человека, даже психически больного, придавало мне сил, но и они утекали, как вода через крошечное отверстие — незаметно для глаза, но неумолимо.

— Сейчас отдохнем немного и пойдем дальше, да? — цепенея от холода, негромко проговорил, вслушиваясь в тихое капание воды где-то вдали. — Здесь уже безопасно: Маклейн сюда не протиснется никак, а больше в канализации никого нет. Потому закрой глаза и поспи немного. Буду тут рядом и разбужу тебя, если что-то случится.

Пусть отдохнет. Ему было тяжелее, чем мне… Только бы не было кошмаров — сон давно уже перестал быть спасением для пациентов лечебницы.

— Расскажи мне, как будет в других клиниках, — едва слышно прошептал Эндрю, натягивая брезентовую ткань почти до самого носа.

— В других клиниках все будет совершенно иначе, — закрывая уставшие глаза и прислоняя голову затылком к стене, негромко протянул, — ты будешь жить в просторном светлом отделении, где все будет направлено на то, чтобы тебе было комфортно и уютно. На окнах будут висеть красивые шторы, пропускающие свет, стены будут украшены картинами в мягких пастельных тонах. Ты будешь жить в небольшой комнатке один или, если захочешь, с соседом, с