Двинулся вперед, и мой спутник поспешил за мной, уже и думать забыв о своих печалях. Туннель уходил далеко вперед, петляя и странным образом извиваясь. Здесь все выглядело таким мрачным и заброшенным, что невольно складывалось впечатление, что потолок может обрушиться на голову. Иногда приходилось переступать через ветхие деревянные балки и даже опускать на глаза окуляры многострадального прибора ночного видения, чтобы было легче ориентироваться в непроглядной темноте. Даже не представляю, как бы двигался по клинике, не будь у меня его.

— А этот сарай… он сильно горел? — спросил у меня Эндрю, когда спускался по узкой металлической лестнице на еще один уровень ниже.

Этот вопрос буквально вывел меня из себя. Сильно ли горел? Да, в целом достаточно для того, чтобы сгорел заживо!

— А ты сам как думаешь? — с нескрываемой злостью бросил в ответ, и Эндрю замолчал, на этот раз уже надолго, снова поникнув и погрузившись, по-видимому, в свои депрессивные раздумья.

Время тянулось мучительно долго. Мне было страшно признаваться себе в этом, но реальность заключалась в том, что мы заблудились. Конечно, старался идти вперед уверенно, чтобы не вселять панику в сердце и без того перепуганного пациента, но после каждого нового поворота, когда мы оказывались в абсолютно неотличимом от предыдущего туннеле, чувствовал, как внутри начинает подниматься волна плохо контролируемой тревоги. К счастью, Эндрю пока следовал за мной, не замечая того, что потерялся.

Видел, что его состояние постепенно начинает ухудшаться. Он то и дело садился на мокрый пол, говоря, что не чувствует ног от холода и сырости, иногда впадал в молчаливый ступор, и мне приходилось буквально уговорами вести его за собой. Старался не развивать внутри себя недовольство от поведения Эндрю, потому как мне было прекрасно известно, что ему было тяжело. Очень тяжело.

Наконец, когда уже практически полностью убедился, что мы ходим кругами, перед нами словно из ниоткуда возник узкий проход, за которым располагался такой же небольшой металлический люк, ведущий еще ниже. Уже слабо рассчитывал на то, что таким путем мы выйдем к сливу вод, но все же повел Эндрю за собой.

Мы оказались в небольшом продолговатом туннеле, по стенам которого повсюду проходили старые ржавые трубы. С другой стороны продвинуться дальше можно было, лишь протиснувшись между ними. Единственным источником света в этом малоприятном месте являлась тусклая мигающая лампочка, которая была готова перегореть в любой момент.

Не успел пройти и пары метров, как Эндрю, ничего не говоря, опустился вниз, положив голову на грязный, покрытый чем-то омерзительным пол. Взгляд его глаз стал совсем бездумным, отчего мое сердце от волнения забилось чаще.

— Что такое? Ты плохо чувствуешь себя? — склоняясь над ним, с тревогой в голосе спросил.

— Это все нереально… все нереально… Я хочу спать, — едва различимо проговорил тот, закрывая голову трясущимися то ли от холода, то ли от общего эмоционального состояния руками.

«Что же я, идиот, наделал? — подумал в страхе, нервно озираясь по сторонам. — Ведь было же очевидно, что он не выдержит этого напряжения! Зачем потащил его за собой в эту канализацию? Нужно было оставаться в медицинском блоке и искать доступ в административный, а теперь что? Мы заблудились, спустились, невесть куда, чуть ли не в саму преисподнюю, у пациента эмоциональный коллапс, повязки на ногах вымокли, волдыри от ожогов содрал…»

— Встань. Встань, пожалуйста, нам нужно идти, — сказал, но Эндрю отчаянно замотал головой.

— Устал. Замерз. Не чувствую ног. Не слышу Полтергейста. Спать. Спать, — отозвался он.

Хуже этого уже и представить ничего нельзя было. Огляделся, не зная, что делать. Мое внимание привлекли несколько выставленных в ряд возле стены металлических ящиков: их ширины было вполне достаточно для того, чтобы сверху мог поместиться взрослый человек. Подойдя к ним, потрогал ледяную поверхность металла, отметив, что лежащего на них может здорово протянуть холодом, но это все равно было лучше, чем лежать практически в заполненном сточными водами желобе, что и делал Эндрю. Вернувшись к нему, замершему в неподвижности, присел рядом.

— Давай ты ляжешь туда, посмотри: там сухо и относительно светло, — негромко обратился к нему, помогая подняться.

Ничего не отвечая мне, Эндрю на полусогнутых ногах проковылял к ящикам и улегся сверху, свернувшись в позе эмбриона. Нельзя было не заметить, как его трясет от