отряды, избивавшие и грабившие крестьян и наводившие страх на население беспрерывными экзекуциями… Однако жестокость, с которой подавлялись эти местные восстания, не только не ослабили этого движения, но, наоборот, — подтверждал бывший глава Сибирской областной думы И. Якушев, — еще более, казалось, его усиливали…»[3339].

«На рост восстаний имели влияние, кроме реакционной политики вообще, также и способы, которыми восстания подавлялись, — подтверждало губернское земство Енисейской губернии, — Эти способы таковы, что возбуждают крайнюю враждебность всех жителей, которые с ненавистью отворачиваются от власти и ее представителей. Сметение с лица земли огнем и мечом целых поселений, расправы без суда, избиения, реквизиции, изнасилование женщин и девушек и другие преступные деяния, совершаемые правительственными органами и милицией в районах восстаний, еще больше их раздувают и множат численность повстанцев»[3340].

«Отряды повстанцев принимают довольно крупные размеры: если раньше были выступления небольших партизанских групп в 20–50 человек, то теперь…, — сообщал в мае 1919 г. Гайда, — в 2–5 тыс. человек. В Кустанае общее количество восставших считалось до 10 тыс. человек. О напряженности, которой иногда достигают их действия, можно судить по следующим данным. В течение двух недель Амурская железная дорога не функционировала, так как была занята повстанцами. Японская сводка говорит, что только в районе д. Спасской Амурской области произошло 30 восстаний за полтора месяца. С 18 марта по 3 апреля, по чехословацкой сводке, отмечено 57 нападений только на район ст. Тайшет… Отряды как в том случае, когда они оперируют партизанскими набегами…, так и при массовых выступлениях, по-видимому, не только не встречают себе активного противодействия, но скорее даже поддерживаются местным населением… Обычно все восстания объясняются влиянием большевистских агитаторов… Бесспорно, большевистские и сочувствующие им элементы появляются на сцене каждый раз, как только возникают волнения… Но, во-первых, требует объяснения, каким образом эти агитаторы могли приобрести влияние среди сельского населения, так недавно горячо приветствовавшего свержение их власти. Во-вторых, в ряде случаев можно указать на мотивы восстания, не имеющие ничего общего с большевизмом… Все это заставляет думать, что мы имеем дело с явлением иного порядка, чем инициируемые большевистскими агентами мнимые восстания, и надо искать более глубоких и общих корней развивающихся на территории Сибири событий»[3341].

Наиболее горячим местом был участок Сибирской магистрали Ачинск — Нижнеудинск. Здесь с марта по середину мая 1919 г. ежедневно велись операции против партизан. Как следует из оперативных сводок штабов чехословацкого корпуса и Главного штаба колчаковской армии, почти в каждой из этих операций усмирители убивали по пятьдесят-сто и более партизан, грабили и сжигали многие деревни[3342]. Вот одна из сводок колчаковского штаба за 15 мая: «8 мая большевистские банды перешли в наступление… Открытием мельничной плотины и затем ударом стрелков противник был сброшен в реку, одних трупов противника на берегу насчитывается до 80, не считая утонувших и раненых; захвачено 13 винтовок и 23 дробовика… Общие потери противника… не менее 300 человек…»[3343].

В Степно-Баджейской партизанской республике, по сведениям штаба карателей, силы партизан насчитывали 6–7 тыс. бойцов, в том числе только 2500 вооруженных. Против них было задействовано 5 войсковых групп из чехословаков, итальянцев и прочих интервентов общей численностью 25 тыс. человек. И только одна, 6-я группа, состояла из русских солдат и офицеров численностью 2800 человек во главе с Розановым. Операция проводилась под командованием чехословацкого полковника Прхала[3344]. После занятия Степного Баджея — центра восстания по всей Енисейской губернии, гласила официальная сводка, было «оставлено красными 230 раненых и 500 трупов. Потери красных громадны»[3345].

При подавлении Тасеевской партизанской республики, образовавшейся в северной части Енисейской губернии, численность карателей достигала 15 тыс., при поддержке чехословацких и румынских отрядов. «По занятии Тасеева, — вспоминал один из руководителей партизан В. Яковенко, — противник собрал все окружающее население… Некоторые в буквальном смысле были истерзаны, другие живыми закапывались в могилу, многих расстреливали по порядку: сначала каждого десятого, потом каждого пятого. Так, в первое же утро после занятия Тасеева было убито и расстреляно 106 человек мужчин и почти такое же количество женщин и детей»[3346]. Правительственная оперсводка об итогах операции сообщала: «красные беспощадно преследуются»[3347].

Карательный поход ген. Розанова «ознаменовался такими зверствами, что он наплодил большевиков гораздо больше, чем уничтожил, — отмечал Гинс, — В военном отношении эта экспедиция была удачна только с внешней стороны. Укрепленные большевиками пункты Тасеевское и Степно-Баджейское были заняты, но, как выяснилось осенью, живая сила большевиков не была уничтожена, а была лишь рассеяна. Уничтожению предавалось, главным образом, крестьянство, повинное лишь в том, что оно ровно ничего не понимало в происходивших событиях и не знало, кому верить. В походе Розанова принимали участие и чехи… Щадя (своих) людей, чешские части держались пассивно, предпочитая идти по следам русских отрядов, но зато при расправах с населением чехи действовали не хуже разнузданных розановских частей»[3348].

В одном строю с чехо-колчаковцами за «народоправство» и «демократию» боролись «прославленные» атаманы. «Слава об их подвигах» уже в то время гремела далеко за пределами Сибири: «Калмыковские спасители показывают…, — свидетельствовал Будберг, — что такое новый режим, всюду идут аресты, расстрелы плюс, конечно, обильное аннексирование денежных эквивалентов в обширные карманы спасателей. Союзникам и японцам все это известно, но мер никаких не принимается. Про подвиги калмыковцев рассказывают такие чудовищные вещи, что не хочется верить»[3349].

«Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилие под коленами («чтобы не убежали»), — приводил Будберг пример одного из таких «подвигов», — хвастаются также, что закапывали большевиков живыми с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых («чтобы мягче было лежать»)»[3350].

Газета «Русская армия», выражавшая его (Колчака) мнение, сообщала: «Перед подвигами Семенова и Калмыкова бледнеют деяния былых жандармов, приведших наше государство к развалу и анархии»[3351]. «Наблюдался безудержный разгул «атаманщины», ставшей, так сказать, бытовым явлением «новороссийской» государственности, — подтверждал глава Сибирской думы Якушев, — Обязанное в значительной степени своим возникновением этим «вольным атаманам», правительство Колчака, в сущности, находилось в полном плену этих сил, чем и объясняется безнаказанность многочисленных преступлений «атаманщины»»[3352].

С конца апреля 1919 г. колчаковская армия начала почти безостановочное отступление и у чехо-колчаковцев появилась новая забота. При эвакуации колчаковцы, пояснял в своем дневнике ген. Жанен, «старательно заботились о том, чтобы очистить места заключения, а политических узников истребить». По словам Жанена, только в Ялуторовской тюрьме было расстреляно 93 заключенных[3353]. В Троицко-Савской тюрьме в Забайкалье, содержалось до одной тысячи арестантов. При отступлении колчаковцы партиями их выводили в тайгу