Этикет дипломатических сношений бранденбургского двора с московскими государями изменялся с политическими успехами Гогенцоллернов, но изменялся туго. Маркграфа Альбрехта, гроссмейстера Тевтонского ордена, великий князь Василий Иванович — кстати сказать, титуловавшийся в сношениях с ним уже «царем» еще до официального принятия царского титула, которое последовало только в 1547 г., — «жаловал», учиняя с ним «единачество», относился, следовательно, к нему, как к государю много низшего ранга. Для великого курфюрста такие формы были уже стеснительны, и в 1687 г. особым договором между Москвой и Бранденбургом был установлен новый, более равный этикет, по которому, однако, курфюрст все же был «повинен» при приеме московских послов спрашивать о здоровье московских государей и слушать их именование и титла «стоя, сняв шляпу, непокровенною главою», причем московские послы не подходят к руке курфюрста, т. е. не целуют у него руки, а только «витаются» с ним[842]. Теперь, в 1697 г., посольство на новое требование курфюрста о почестях его послам как королевским отвечало уклончиво, говоря, что оно не имеет полномочий отменять прежние уставы, и ограничилось обнадеживанием курфюрста, что по возвращении в Москву доложит о желании его государю, и государь укажет бранденбургским послам воздавать такие же почести, какие им воздают при цесарском и иных дворах.

Вот эти два пункта и были предметом оживленных обсуждений между московскими великими послами и бранденбургскими дипломатами, когда московские послы 7 и 8 июня со стоявших на Прегеле курфюршеских кораблей, на которых они уже поселились, выходили на берег и на своем дворе с курфюрстовыми ближними людьми «имели о делех разговор». Со стороны курфюрста переговоры вели премьер-министр обер-президент Эбергардт фон Данкельман, консисториал-президент фон Фукс и Даниил фон Данкельман. Премьер-министр поддерживал редакцию статьи 2, предложенную в проекте, и уговаривал послов не настаивать на ограничении союза только временем войны против Турции, говоря, что союз между Бранденбургом и Московским государством надо заключать не временный, а вечный. Послы стояли на своей прежней точке зрения, заявляя, что у царя и у курфюрста общие соседи и возможные враги — короли польский и шведский, и если бы кто из них, желая помешать войне против басурман, напал на Московское государство или на владения курфюрста, тогда «на такого един другому должно помогати и всякое вспоможение чинити», т. е. наступает casus foederis, как бы мы сказали теперь. Но изложить статью в редакции, предлагаемой обер-президентом, значило бы действовать вопреки мирным договорам, имеющимся у московского государя с королями шведским и польским, договорам, утвержденным присягой государей. По окончании же турецкой войны можно будет редакцию статьи 2 изменить. Бранденбургские дипломаты указывали на то, что в их редакции ни польский, ни шведский короли прямо не названы; надо смотреть на дело «бодрым оком»: как царю, так и курфюрсту поляки и шведы «неправдивые друзья, всегда под своими соседи смотрят всякого приключающегося ко убытку случая». Послы, соглашаясь, что и царю известно, что поляки и шведы в состоянии мира нетверды, все же отказались заключить такой союз, которым бы нарушались «заприсяженные» договоры вечного мира, и переговоры по этой статье были отложены до иного времени.

Переговоры о статье 7, о том, чтобы курфюршеских послов принимать в Москве как королевских, отличались большим оживлением, проглядывающим даже сквозь сухую канцелярскую запись «Статейного списка». Послы повторили сказанное уже ими в письменном ответе, что они не имеют полномочий, но обнадеживают, что государь повелит и т. д. «И президент с товарищи, — читаем далее в „Статейном списке“, — говорил и домогался того накрепко, чтоб написать в тех статьях имянно о приеме их, послов, в Московское государство, против иных королевских послов. И великие и полномочные послы, выводя им о том пространно, в том их предложении отказали, а обещали им написать так против прежнего своего объявления. И говоря о тех делех ближние курфюрстовы люди от послов поехали»[843].

8 июня послам доставлены были ответные подарки от курфюрста. Сам Петр, по свидетельству церемониймейстера Бессера, получил очень редкие вещи от курфюрста дней за 8 перед тем. Первому послу, Лефорту, были подарены «в маленком ковчежце курфистрова персона, писана на золоте, кругом осажена каменьями алмазы, да лахань с рукомойником, судно серебреное, в котором при столе держат воду для покачиванья сосудов, да две крушки серебряные болшие»; Ф. А. Головин получил «персону курфюрстову» с алмазами поменьше первой, лохань с рукомойником, кружку серебряную большую — весом та серебряная посуда в 28 фунтов; П. Б. Возницыну был дан также осыпанный алмазами портрет курфюрста, поменьше второго, лохань с рукомойником, две серебряные кружки. Лицам свиты были подарены частью серебряные сосуды, частью золотые и серебряные медали. Из волонтеров получили подарки серебряной посудой трое: князь А. М. Черкасский, Ф. Ф. Плещеев и Александр Меншиков — эта любезность курфюрста показывает, что эти волонтеры были наиболее приближенными к царю[844].

8 же июня послы, оставив в Кенигсберге для обучения бомбардирскому делу солдат Преображенского полка Степана Буженинова, Данила Новицкого, Василья Корчмина, Ивана Овцына, Ивана Алексеева, двинулись в путь, спускаясь на кораблях рекой Прегель. С посольством плыл и Петр[845]. Флотилия остановилась у Фридрихсгофа; царь и послы ужинали у курфюрста: «Пришли великие послы под курфистров дом Фридрихзгоф и тут стали, и были у курфистра в том дому и ужинали. А как за столом пили про здоровье великого государя, его царского величества, и в тое пору была стрельба из пушек». «Послы вместе с обер-командаром, — пишет церемониймейстер Бессер, — ужинали в тот же вечер с его курфюршескою светлостью, который также находился во Фридрихсгофе».

На следующий день, 9 июня, после обеда состоялось новое свидание царя с курфюрстом на яхте послов, и здесь продолжались переговоры о союзе с явным, живым и оригинальным участием самого Петра: «болши о том говорил один из валантеров началной», как обозначает это участие Петра в переговорах «Статейный список». На посольскую яхту 9 июня явился сначала обер-президент фон Данкельман, «а потом приезжал и был на яхте курфистр сам с братом своим и с князем Голштинским и с иными ближними своими людьми»[846]. Было условлено, и эта оригинальная мысль принадлежит, конечно, Петру, статью о союзе в письменный акт договора не включать, чтобы не вызвать неудовольствия со стороны Швеции, которой договор мог сделаться известным, а ограничиться словесным взаимным обещанием государей, приводя тот аргумент, что все равно единственной гарантией, хотя бы и письменного договора, служит совесть заключивших его государей, потому что, кроме Бога, нет на свете судии, который мог бы судить государей в случае нарушения договоров. Та же гарантия может сообщить крепость и словесному обещанию. Петр и курфюрст дали взаимное обещание