Полагаю, у Тебя, в свою очередь, всё больше вопросов ко мне. Да, знаю, Ты, очевидно, поступила бы «по красоте». Или постаралась бы ещё говорить с Даяной, короче — думаешь, что нашла бы любой иной способ разрешить данную ситуацию. Любой, чтоб не так. Вплоть до того, чтоб отправиться искать кого-нибудь другого для этой работы, кого не жалко, кого можно пустить в расход.

А кого можно?

Основная задача Смотрителя, помимо разных ритуалов, обрядов и прочей хери, связанной с природой объекта — вести борьбу с внешней и внутренней тьмой и не сдохнуть в процессе. Не слишком быстро, во всяком случае. Прямо скажем, людей, которые действительно пригодны к чему-либо подобному — мало. Можно сказать, это те самые, на чьих плечах держится мир.

Мобильный Даяны бросил в карман Кожанки — надеюсь, технику она не жрёт. Кстати, Кожанка — классное имя. Не, ну а что? Вполне себе живая, со своим характером. Чего б не назвать такую.

Планшета в женской сумке не нашлось. Других предметов связи тоже не было.

К Белой добрался без приключений.

Мы ничего не сказали друг другу.

Просто обнялись.

Просто крепко.

Я не видел её, только чувствовал, как дрожит — хрупкая, ранимая. Болеет за людей больше, чем многие из живых.

— Дрянь скинь, — тихо отрезала, отстранившись.

Кожанка слезла вместе с рубашкой.

— Купишь новую завтра. Возьми похожую, она мне нравилась. Очень шла тебе.

Инквизитор упал на постель. Влюблённый призрак прильнула к нему.

Вот она, такая любовь: измотанный отдаётся, ласковая — поглощает грусть.

===== 10 =====

Знаешь, вместо всего, просто включи «Бесимся» Вени Дркина.

Да, я часто вспоминаю его. Хороший был парень, молодой. За свои тридцать лет жизни сделал больше, чем некоторые за все шестьдесят: его наследие до сих пор изучают, переписывают, исполняют. Проводят концерты памяти, чтят, любят. Особенно активно развивался за последние три года жизни. Страшно представить, что бы стало, не умри он тогда — вот она, настоящая звезда, вселяющая надежду. И уходящее солнце героев до кучи — ушёл, запомнился образом, почти как миф.

Но сейчас не о нём, хотя смерти здесь будет много.

Да, Ты всё правильно поняла. Я сейчас с Белой, и мы отдыхаем. Хочу рассказать о ней, помнишь ведь, обещал?

Ну как рассказать. Как обычно, поделиться мыслями. Когда живёшь с человеком несколько лет, пересказывать абсолютно всё нет смысла. А сама она старше и Тебя и меня.

Моя дама хоть и призрак, но социализированный. Пока меня нет, сидит за ноутом (представлять, как это выглядит, или нет — на твоё усмотрение), работает. Человек знает пять языков, один из которых предпочла бы забыть: польский, немецкий, английский, русский и украинский. Из всех возможных форм заработка решила вернуться к тому, чем занималась ещё при жизни — учитель. Общается с учениками исключительно голосом, без видео. Обычно это мешает, но не с её репутацией онлайн-педагога — своё дело знает и любит.

В свободное время сидит в соцсеточках, общается с там людьми. Особенно забавно наблюдать, как нежные юные романтики пытаются её кадрить. Послушают её — и давай фантазировать, как живёт с парнем-тираном, как ревную её, никуда из дому не выпускаю, как она там бедная-несчастная, к кухне, постели привязана, рабскую жизнь ведёт.

Сочувствуют, жалеют, влюбить в себя пытаются. А потом ещё и злятся, что она ничего в жизни не понимает, что ей больше про абьюз читать надо (и ведь честно идёт и читает: про токсичные отношения, собственничество, «парни не нужны», женскую социализацию, прочее), и пока сама не поймёт, в какой дыре оказалась, они — романтики-спасители верные — ничем ей помочь не смогут.

Отдельно — ещё и свой паблик ведёт, со стихами. За популярностью не гонится, пишет больше для себя, но людям заходит. Мне — нет: никогда не любил современную поэзию, считаю данный жанр мёртвым. Стихи возрождаются в музыке, авторской песне, всё прочее — уже избитый, много раз пережёванный трёп про одно и то же.

Чувства? Поддержка? Белая и так делится всем, что у неё на душе — смысл читать то же самое, но в рифму. Что-то дельное здесь посоветовать не могу, а соврать, что мне нравится — наглое лицемерие. Для этого у неё есть фанаты.

Я уже вроде говорил это, нет? У нас с ней в принципе мало точек пересечения в плане вкусов в искусстве, кроме музыки.

Как-то вечером — совсем скоро, как она со мной поздоровалась, мы сидели, смотрели фильм. Вернее, она смотрела, а я показывал. Я люблю показывать фильмы своим девушкам.

Любил, точнее: что мне по нраву, то Белой смерть, а других девушек, после Наташи, у меня не было.

Тогда мы были едва знакомы, мало общались о прошлом, больше — о настоящем: как я дошёл до жизни такой, почему она меня не тронула; как давно на этой квартире, что было с другими жильцами и — наконец — пробовала ли Белая спать ещё с кем-либо, кроме меня. И, естественно, без обмена культурными ценностями, не обошлось.

Сидим, смотрим. Ты тоже можешь приобщиться к этой картине, едва ли ни одна из лучших документалок — «Концлагеря: Дорога в ад». Шесть полноформатных серий, харизматичный рассказчик, много хроники и специально отснятых сюжетов.

Я ей это показал целиком, шесть часов от момента основания Дахау и до весны сорок пятого года.

Белая посмотрела. Иногда смеялась с шуток рассказчика, иногда просто молчала — больше молчала. Кивала, говорила «нравится», просила не останавливать, не комментировать, в дополнительной исторической справке не нуждалась, иногда — сама тянулась к «Пробелу», поправляла ошибки в фактах.

А потом мы уснули.

Этот сон среди прочих я помню особенно.

«Во-первых, там были горы трупов, и смрад стоял на добрых десять километров — ощущался ещё хорошо на подъезде.

Во-вторых — вещей вокруг валялось ещё больше, чем голых истощённых тел. И повсюду слышались выстрелы, один за другим, один за другим.

Нет, Дорогая, это не фронт. Прежде, чем расскажу о дальнейшем содержании сна, хочу прояснить некоторые детали — Ты-то вряд ли знаешь все подробности быта тех мест.

Лагерь «Треблинка» — это один из первых «еврейских городков» чуть вдали от польского гетто. Комендант — Имфрид Эберл, уважаемый доктор, психиатр, одна из ключевых фигур