Шрифт:
Закладка:
В январе 1990 года визуально урловая «Коба» выступает на первом всесоюзном фестивале «Рок-акустика». Готовясь к концерту на родине Башлачева, Ник сочиняет «Дежурного по небу», а свое «шоу» начинает со стихотворения Роберта Рождественского «Танцуют индейцы»: «Барабаны в грохоте слышатся мне / Жили мы когда-то в свободной тайге / Мы — люди из племени свободного рва / Смейся, европеец, твоя взяла! / Смейся, европеец — кружись воронье! / Это ты здорово придумал — ружье! / Это ты здорово придумал — спирт! / Кто не убит, тот как мертвый лежит». Никто не мог и предположить, что этот панк-романтический текст написал отнюдь не «русский Игги Поп», а вполне советский поэт.
Тягучая распевка под аккомпанемент медленно разрезаемой бутылочным осколком кожи на обнаженном теле. Ник напоминал в тот момент готовый взорваться динамит. Первый ряд партера забрызган кровью, а «Коба» набирает скорость, все более резко раскручивая маховик ужаса. Четыре гитариста с акустическими инструментами — как четыре автоматчика. В зале жуть и истерика — действительно, одно из самых страшных выступлений в истории советского панк-рока. Это был тот нечастый случай, когда акустика по степени своего воздействия превосходила электричество, да и вообще сносила башню на фиг.
...В течение последующих полутора месяцев Ник зависает в Москве, где дает серию нашумевших сейшенов, завершившихся фантастическим джемом с Летовым и Янкой в переполненном зале ДК МЭИ. Спустя несколько дней после этой высокохудожественной деструкции Ник получает приглашение записаться на репетиционной базе «Хуй забея» в Видном. Продюсером данной акции выступил небезызвестный Бегемот, а вместо уехавшей во Владивосток «Кобы» на сессию была приглашена московская группа «Лолита».
...С лидером «Лолиты» Лешей «Плюхой» Плюсниным Ник познакомился еще в Череповце. Плюснину тогда удалось «отмазать» Ника от тюремного курорта длиной в пятнадцать суток — Плюха умел разговаривать с милицией на языке солдатской логики. В свою очередь, для Ника, который всегда воспринимал собственные перфомансы как одну бесконечную импровизацию, играть с новыми музыкантами стало чем-то само собой разумеющимся. Чем-то вроде «стиля жизни».
Если ненадолго отвлечься от Ника, то уместно заметить, что второй такой группы, как «Лолита», в советском роке в ту пору не было. «Лолита» играла гаражный ритм-энд-блюз, который критики небезосновательно сравнивали со Stooges. Действительно, это была впечатляющая и верно сыгранная музыка — сырая, дикая и настоящая. «Играть у нас, конечно, никто не умел, — вспоминал впоследствии Плюха. — Зато какие были люди!» Плюха скромничает. «Лолита» представляла собой сборище беглых иногородних музыкантов, объединенных поразительной безответственностью, правильными вкусовыми ориентирами, самобытной техникой звукоизвлечения. Ленинградец Плюха играл в группе на гитаре и губной гармошке, являясь автором подавляющего большинства исполняемых «Лолитой» блюзов. Сильные звуковые мазки в поток электрических извержений добавляли басист Леша «Пущ» Потапов и уникальный гитарист из Барнаула Леха «Лысый» Попов — пожалуй, один из самых сильных ритм-энд-блюзовых музыкантов того времени. Попов переиграл в массе рок-групп и славился, в частности, тем, что без особого напряжения придумывал гитарные риффы, которые принято называть «классическими».
Верхом экзотичности в «Лолите» являлся похожий на сдувшийся пивной бочонок барабанщик Костя «Жаба» Гурьянов. За несколько лет до описываемых событий Жаба мирно преподавал в музыкальной школе и понятия не имел о том, что же такое рок-н-ролл. Закончив консерваторию по классу фортепиано, он стал победителем зонального конкурса имени Чайковского, проводившегося на его родине в Сибири. Но грозившая ему карьера Жени Кисина внезапно была прервана в тот самый вечер, когда Жаба попал на один из московских концертов Эмиля Горовица.
Поняв, что так ему никогда не сыграть, Жаба решил бросить занятия фортепиано на фиг. Но тут в его жизнь ворвался рок-н-ролл. Жаба покрутел, отпустил волосы и вовремя вспомнил знаменитое высказывание Суворова: «Люблю музыку, особенно барабаны». Вскоре Жаба заделался ударником «Лолиты». Он никогда не отличался разнообразием в игре, но ритм держал строго и уверенно. Мощь и сила в любом их проявлении явно будоражили воображение острого на язык Жабы. «Насрато — признак мощи», — сидя за обеденным столом, любил пофилософствовать бывший учитель музыки. Очевидно, что такой человек не мог подвести Ника по определению.
Запись дебютного альбома происходила следующим образом. Ранним промозглым утром 26 февраля 1990 года Мистер Рок-н-ролл вместе с музыкантами «Лолиты» и десантом невыспавшихся фанов направился на электричке в сторону города Видное. «Погода была полное говно, — вспоминает Плюха. — Дождь. Гитары, блядь, тяжелые. Дунуть нечего. Выпить нечего. Полная херня».
Впрочем, мучался Плюха недолго. Сессии предшествовала душевная встреча с видненскими подпольщиками, завершившаяся опустошением нескольких ящиков жигулевского пива. По мере увеличения количества поглощаемой жидкости голос Ника начинал садиться, а сам герой медленно, но верно мрачнел. Счастливым образом к началу записи Ник попал по настроению в созвучную характеру действа струю. Большинство мелодий сочинялось на готовые тексты прямо по ходу — практически сразу же после того, как Ник зачитывал слова. «Я на халяву придумывал рифф, — вспоминает Плюха. — У каждого человека, который пишет песни, есть свой определенный рисунок, три определенные ноты. У Шевчука это блатной аккорд, у Цоя — ля-ми-до, у меня — ля-си-до. И все вещи, записанные с Ником, содержат ровно три ноты. Не больше».
Написанные музыкантами «Кобы» несколько композиций («Хабаровские дни», «Веселись, старуха», «Филька-Шкворень») были изменены «Лолитой» до неузнаваемости. Достаточно вслушаться в ехидно-раздраженное гитарное вступление Лысого в «Филька-Шкворень» и скрипящий бас Пуща — словно наждачной бумагой по стеклу. Вокал Ника заставляет каждой клеточкой тела ощутить, какие неведомые дали ожидают вас впереди: «Филька-Шкворень, Угрюм-рек-а-а-а! / Филька-Шкворень, Угрюм-рек-а-а-а!»
...«Московские каникулы» открываются короткой интродукцией «от Ника»: «Москва эротическая, треск трузеров, говно на палочке и Башлачев». Пропущенный через ревербератор голос звучит гулко, словно человек находится в каменоломне. Сразу же становится понятно, что сейчас будет музыка не для танцев. «Печальный уличный блюз» («Жизнь не клеется, в городе мрак...») был записан без всяких наложений с первого раза. Жесткий, драйвовый ритм-энд-блюз, построенный на минимуме гитарных аккордов, плюс сдавленные звуки губной гармошки и нелепые завывания машинного клаксона — как заводские гудки, призывающие рабочих к забастовке. Вокал Ника описать невозможно — человек переходит с речитатива на крик и кричит не переставая до тех пор, пока не заканчивается пленка. «Ребята задали такой драйв, — вспоминает Ник, — что я просто почувствовал, что нахожусь сейчас не в Видном, а в Чикаго во время расстрела демонстрации в 1969
