Шрифт:
Закладка:
Законодателями местной музыкальной моды были «Доктор Тик» и «Восточный синдром». Первые, тридцатилетние «дети-цветы», большую часть времени проводили в теплице своей коммуны, где играли мелодичные «блюзы любви» для помидоров и братьев по духу. Вторые осваивали новые энергии Japan, Talking Heads и Фриппа.
Обе команды расширили спектр восприятия рок-музыки — впрочем, весьма своеобразно. Как заявляли идеологи из «Доктора Тика», «року клавиши нэ трэба». И молодые рок-клубовские музыканты восприняли этот тезис как руководство к действию. Не сговариваясь, они начали использовать граничащие с трюками инструментальные приемы, после которых гитары стонали или начинали заикаться. Так формировался магаданский гитарный саунд, который не мог не оказать влияния на «Миссию: Антициклон».
...Ведомая басистом Геной Вяткиным и барабанщиком Олегом Волковым группа сразу же стала играть «тяжелую» музыку, напоминавшую скорее некую неопознанную разновидность гранжа, чем металл. Их первая программа называлась «Опасная зона» — тексты социальные, энергия била через край и публика на концертах заводилась с полуоборота.
Осенью 1987 года «миссионеры» заменили игравшего в манере Блэкмора Игоря Матвеева на более современно мыслящего гитариста Колю Брославского. Затем в группе появился второй гитарист, Костя Иванов. На первый взгляд, он был странным приобретением, потому что, даже по собственному признанию, почти не умел играть. Но что-то Вяткин и Иванов разглядели друг в друге. Костя был самым молодым в группе, но учился потрясающе быстро. С его приходом группа кардинально изменила манеру игры — в частности, пружинистый бас Вяткина был выдвинут вперед в качестве основного инструмента. Это был смелый ход. «Я не играю по общепринятым правилам, — считает Вяткин. — Я играю так, как это надо мне. Я сам себе стиль».
На репетиции Вяткин приносил тексты и наброски мелодий, которые затем обрастали аранжировками. Большое влияние на конечную редактуру композиций оказывал Волков, который не только стал лучшим барабанщиком Магадана (позднее — сотрудничество с «Восточным синдромом», «Доктором Тиком», «Конец, Света!»), но и тонко чувствовал гитару. Именно Волков создал окончательную аранжировку главного хита «Если это революция», разбирая с гитаристами эту композицию чуть ли не понотно.
Следующим шагом на пути к звуковому прогрессу стал отказ музыкантов «Миссии» от применения фузз-педалей. Первой композицией, на которой был осуществлен переход к почти чистому, но очень плотному гитарному звуку, стала «Вот и вся любовь», оказавшаяся впоследствии заглавной на альбоме «С миссией в Москве».
Весной 1988 года дружественный «Восточный синдром» со своей «Студией-13» стал лауреатом всесоюзного конкурса магнитоальбомов, что подхлестнуло «Миссию» к созданию альбома «Супербалет». Эта работа оказалась новой ступенью в развитии группы. До этого в активе «Миссии» числился альбом «Вкус магнитного хлеба», записанный в Анадыре со звукооператором Павлом Подлипенко. Получился «справочник для фанов», которые наконец-то смогли понять, о чем поют их кумиры. В «Супербалете» (на обложке которого толстая балерина-ракета улетала в открытый космос) были слышны не только слова. Со всего города музыканты свезли лучшую аппаратуру, а для игры на саксофоне из «Синдрома» был приглашен Володя Бовыкин.
Однако по ряду причин эта запись «миссионеров» не удовлетворила. После небольшого перерыва работу решили возобновить. Вторая и третья (!) версии «Супербалета» только усилили разногласия в группе. В конце концов музыканты запутались в обилии версий и аранжировок. Цельности, которая присутствовала в первом «Супербалете», в поздних вариантах уже не ощущалось. Зато в рок-клубе появился анекдот: «Вопрос: Ты не знаешь, куда пропала “Миссия”? Ответ: Знаю. Пишет восемнадцатую версию “Супербалета”».
Тем не менее эти сессии пошли группе на пользу. Позабыв свое хард-роковое прошлое, «Миссия: Антициклон» начала исполнять музыку, которая не имеет названия и поныне. «Форма рок-н-ролла никак не была связана с нашими композициями», — справедливо замечает Костя Иванов. Действительно: какая-то идеально гармоничная смесь жесткого гитарного нью-вэйва, гранжа, джаза, «хоквиндовской» психоделики и почти «тирексовского» мелодизма. Прибавьте к этому наполненные сюрреалистическими образами интуитивные тексты Вяткина, сочетающие в себе элементы аллегории и неутешительные прогнозы на будущее. В Союзе еще не было президента, но в «Революции» художник уже рисовал его портрет, а по ночам расклеивал листовки. Россия еще не вела никаких войн, но «цветочки в строю, ягодки в гробах» как бы готовили слушателей к грядущим катастрофам. «Мы часто двигались впереди жизни», — вспоминают музыканты.
Поиск новых выразительных средств вывел группу за границы устоявшихся стилей. Осенью 1988 года «Миссия» получает Гран-при II дальневосточного рок-фестиваля в Хабаровске, где играли почти три десятка команд. Потом следуют выступления в роли хэдлайнеров на фестивалях в Красноярске, Новосибирске, Барнауле, громкий региональный резонанс и восторженная статья в журнале «Смена».
Все эти награды и «призы прессы» рождались не на пустом месте. Группа подкупала зрителей не только шаманской энергетикой и фантастическим умением выкладываться на концертах. Используя грим и элементы театрализации, «Миссия» одной из первых начала активно пропагандировать глэм-рок. Критики называли их «китайскими фарфоровыми куклами». Вяткин выходил на сцену в косичках и сильно разукрашенный, исполняя роль то ли главной героини из сказки «Пеппи Длинныйчулок», то ли Универсального Принца. Одетый в парчовый халат и шаровары Волков был Шутом, Брославский — Палачом, Иванов — Стражником (роли могли произвольно меняться). Соответствующим образом строились и реплики между музыкантами, и общение с залом.
На одном из фестивалей «Миссию» заметила съемочная группа «Чертова колеса», предложившая музыкантам записать несколько видеоклипов. В паузе между фестивалями группе удалось в течение трех суток поработать в Останкинском телецентре. В студии группу опекал звукорежиссер Всеволод Движков («Николай Коперник», «Снегири» и др.), который, будучи гораздо старше «миссионеров», сумел по-настоящему «заразиться» их музыкой. В условиях аврала он с юношеской непосредственностью помогал «миссионерам» шалить со звуком — к примеру, в песнях «Будет время» и «Эпитафия» вокал записывался как на нормальной, так и на убыстренной скорости, а затем микшировался. Тот же прием был применен для некоторых гитарных соло.
В результате четкого взаимодействия музыкантов и звукорежиссера вместо предполагавшихся нескольких звуковых дорожек к видеоклипам группе удалось записать 30-минутный альбом. Первые три песни были из «Супербалета» (естественно, в модернизированных аранжировках), остальные пять — совсем новые. Хотя местами им не хватало концертного драйва, они получились энергичными и полными мелодизма.
Из-за нехватки времени опробовать все достоинства 24-канального магнитофона так и не удалось. Только в нескольких местах Иванов и Брославский наложили дополнительные гитарные штрихи — включая пиццикато в «Дурацком танце» и балалаечные тембры в «Революции». Вяткин, у
