обратил серьезного внимания на просьбу, хотя обещал оказать справедливость.

Вильям вернулся и передал согражданам о неудаче миссии. Начались волнения. Заговорили о необходимости обороны. Общество взаимной защиты составило до пятидесяти тысяч человек, и Вильям, увлекаемый потоком движения, встал во главе восстания. Горожане и сельчане, не привыкшие к применению оружия, запаслись дубинами и топорами. Они веровали в силу и непобедимость своего Вильяма, который занимал их увлекательными речами. «Я спаситель бедняков, — взывал он на площадях Лондона. — Вы, испытавшие, как тяжела рука богатых, черпайте теперь из моего источника воду спасительного учения; черпайте с радостью, потому что настал час вашего облегчения»[228]. За этими мистическими выражениями скрывались обещания лучшего существования для угнетенного народа. Королевские власти и норманнские рыцари испугались не на шутку. Они потребовали Вильяма к ответу. Он явился во главе многотысячной толпы. Когда он шел по улице, народ кричал ему: «Да здравствует король и спаситель бедняков!» Баронам трудно было вести с ним переговоры. Опасались кровавого столкновения. Тогда прелаты предложили свой план. Они сумели отделить толпу от ее вождя. Подарками, обещаниями и угрозами они посеяли раздор среди влиятельных агитаторов. Тогда было легко бороться с мятежом, едва не принявшим разрушительный характер. Прелаты, влиявшие на набожную толпу через священников, заручились заложниками; любимых детей отбирали от матерей. Тогда настала очередь Вильяма. Его заманили в засаду и схватили среди белого дня; он вырвался, защищаясь длинным саксонским ножом, и заперся в ближайшую церковную колокольню. Он не сдавался; принесли соломы и дров; разожгли костер. Задыхаясь от дыма, Вильям сдался врагам; его привязали к хвосту лошади и избитого, истерзанного потащили к лондонской башне, где уже ждал архиепископ, приказавший его повесить без суда с девятью товарищами, его телохранителями, что и было немедленно исполнено.

Виселица, на которой погиб мученик народного дела, исчезла в ту же ночь; ее разобрали по щепкам как святыню. Со всех мест Англии стекался народ помолиться на том месте, где погиб этот первый из демагогов. Так любили Вильяма. Образованнейший из историков того времени, Матвей Парижский, говоря о гибели Вильяма Бородатого (Barbatus), внушительно замечает: «Он погиб за то, что взялся защищать бедных и правду». Эти слова монаха и правдивого наблюдателя нельзя заподозрить в пристрастности, потому что официальный историограф Англии был чужд демократических увлечений.

Смерть Ричарда. Скоро умер и король Ричард. Неустрашимый воитель пал в Лимузене смертью воина; 6 апреля 1099 г. он был смертельно ранен из арбалета при осаде замка Шалю, где заперся один рыцарь, которого хотел ограбить король, требуя от него найденных им сокровищ. Он погиб в сорок два года жертвой своих хищнических инстинктов, которые его никогда не покидали. Сердце его не всегда отличалось великодушием, а действия часто противоречили прозвищу, которое дали ему современники.

Ричард олицетворял отрицание всякого государственного порядка. Он не понимал идей, двигавших общество, и никогда не стремился их усвоить. В этом отношении он стоял ниже современных ему государей, которые, пользуясь обстоятельствами, старались войти в союз с благоприятными для королевской власти элементами. На дальнейшее течение государственной жизни Англии он, оставаясь ей чуждым, занятый личными интересами, не оказал никакого влияния. Впрочем, требовались большие политические способности, чтобы высотой понимания и личной энергией содействовать ускорению хода исторической жизни.

Государственные элементы. В XII в. ни в одной стране не было заметно законченного исторического движения. XIII в. застает ход истории в таком виде, что нельзя было предсказать. окончательного результата. Повсюду на Западе наблюдается преобладание теократических понятий, торжество духовной власти над светской или, по крайней мере, все данные для такого торжества. Во внутренней жизни народов видим борьбу трех основных элементов: феодального, наиболее сильного фактически, коммунального, набирающего силу, и монархического, мощь которого в будущем. В этом соперничестве из-за преобладания перевес останется за тем элементом, который проявит наибольшую долю политического искусства. Казалось, сперва этим искусством отличались общины, но, вступив в союз с королевской властью, они стали играть более или менее подчиненную роль. Так было во Франции. Потому в этой стране восторжествовала королевская власть, воспользовавшаяся силами общины в борьбе против феодалов. Там, где, наоборот, коммуны подали руку баронам с целью действовать против королевской власти, рядом с феодальным началом, всегда энергичным, восторжествовало деятельное народоправление, как случилось в Англии, где упрочилась ограниченная монархия. Если же общины не проявляли активной политической роли или если не последовало соединения с ними одного из элементов, — что произошло в судьбах Германии и Италии — то историческое движение не получает строго определенного направления и обычным результатом такого сочетания является политическая анархия.

Таким образом, то или другое положение, занимаемое коммунами по отношению к двум прочим факторам, определяет ход истории в трех главнейших странах Запада. Намеченная схема сохраняет силу и для прочих государств.

Но все эти явления выяснились с их последствиями лишь в следующем столетии. В XII в. мы присутствуем только при их зарождении и формировании. Мы наблюдаем сами элементы, но процесса взаимного химического их сочетания пока не видим. То же следует сказать и по отношению к явлениям как внутренней, так и духовной жизни. Рыцарство принесло плоды лишь спустя весьма продолжительное время. Пока мы не имели надобности останавливаться ни на его проявлениях, ни на рыцарской поэзии — эпосе и лирике, давшей прекрасные образцы. В двенадцатом веке готовятся идеи для следующего столетия.

Высшего расцвета средневековая жизнь достигнет лишь в XIII в.

5. Образованность до XIII столетия. Схоластика

Задачи схоластики. В одной из предшествовавших глав мы говорили о начале средневековой образованности и указали на тот ее момент, когда на основании традиционных античных наук сложился в средние века и особый род образования, и то своеобразное мышление, которое получило название схоластики. Задачей схоластики было утвердить в свете разума то, что было усвоено верой. Схоластика средних веков должна была уяснить Священное Писание. Так как для такого трудного дела надо было приискать соответственные способы, то обратились к логике Аристотеля, труды которого послужили главным основанием схоластики, хотя изучались в крайне уродливом виде, и притом лишь в тех отрывках, которые могли непосредственно послужить орудием для известных логических приемов. Что схоластика находилась в связи с католицизмом, видно из того, что когда Реформация подорвала папство, то вместе с римской церковью пострадала и схоластика.

Во всяком случае, в схоластике по ее влияниям надо отличать две стороны — положительную и отрицательную. Исторически схоластика предшествовала новой европейской философии. Европейская мысль, построившая такие могущественные системы, была воспитана продолжительной, хотя и мелкой работой схоластики. Надо заметить, что и позднейшие философы, Декарт,