Шрифт:
Закладка:
С. Л. Утченко познакомился с моей диссертацией. Чтобы узнать его мнение, я отправился к нему с Витей Смириным. Сергей Львович торопился на работу, письменного отзыва он в тот момент еще не написал, но сказал мне в троллейбусе: «Не беспокойтесь! Все в порядке. Я не принимаю вашей трактовки манихейства как религии сельских жителей. Если хотите, по этой части возражайте!» Я поблагодарил Сергея Львовича и поехал к Елене Михайловне Штаерман. Мы знакомы были давно. Встречались на кафедре, в Секторе Древней Истории. Я читал ее очень интересные статьи по социальной истории Римской Империи 3-го века, широко использовал их в диссертации. Однако до того, как она взялась за мою диссертацию, мы близко знакомы не были. Елене Михайловне Штаерман в 1953 году было 39 лет. Невысокого роста, с коротко подстриженными черными волосами, обычно с папиросой, она производила впечатление сугубо ученой дамы. Поэтому, заявившись к ней на квартиру и оказавшись в просторной комнате с книжными полками, я немного оробел. Но такое состояние длилось очень недолго. Елена Михайловна предложила закурить, и заговорила удивительно тепло и дружелюбно. Да, диссертация ей понравилась, она не согласна со многими положениями, но ведь это так естественно при разработке большой и мало изученной темы. Если из разговора с Сергеем Львовичем я вынес впечатление, что он не очень-то вникал в мое творение, замечания Елены Михайловны свидетельствовали о детальном знакомстве с работой. Она дала мне длинный, написанный от руки четким почерком, отзыв. В нем подчеркивалось, что по многим освещенным в диссертации вопросам я не имею предшественников. Вместе с тем, рецензент серьезно возражала по ряду проблем. Тем не менее, в конце безоговорочно предлагала присвоить мне кандидатскую степень. Читая отзыв, я с изумлением увидел, что Елена Михайловна делает очень грубые грамматические ошибки. Я поблагодарил Елену Михайловну за отзыв, помчался к А. Г. Бокщанину. По дороге еще раз прочел все от начала до конца. Убедился: Елена Михайловна очень серьезно прочла диссертацию. А. Г. Бокщанин сказал мне, чтобы я подготовил выступление не больше чем на 20 минут. Ни слова из автореферата. Его члены Ученого Совета прочтут заранее и будут шокированы повторением. Я схватился за голову. Реферат я знал наизусть. Он все время маячил у меня в голове. Теперь нужно выдумывать что-то новое. Я отправился в Горьковскую библиотеку, стал готовить выступление и мужественный отпор оппонентам.
30 октября 1953 года состоялась моя защита диссертации. С утра я пришел на факультет. Предполагалось, что придет довольно много народа. Я ждал Перегудова и Таркова и Домбровского. Готовился дать бой. Не было у меня уверенности и в том, что не придется столкнуться и с А. В. Арцыховским. Волновался и А. Г. Бокщанин. Он просмотрел мое вступительное слово. Одобрил. До защиты Витя Смирин и я пошли пообедать. Случай был исключительный и мы забрались в перворазрядное кафе «Националь». Я заказал себе, кроме борща, шашлык по-кавказски. Витя Смирин долго ползал глазами по меню, выбирал что-нибудь поэкзотичнее. Выбрал себе на второе блюдо какой-то «жюльен в кастрюличке». Я ему сказал: «Пожалеешь. Вот если бы он был в кастрюле – тогда дело другое!» Но Смирин не внял голосу благоразумия и был наказан! Мы съели борщи. Вскоре мне принесли шашлык на большом вертеле, стряхнули на тарелку, поставили ароматную подливу. Витя заглотнул слюну. Но и ему принесли заказ: какую-то ароматную темноватую смесь в металлической кастрюльке из посудного набора для девочек младшего возраста. Витя спросил: «Это все?» Надменный официант гордо ответил: «А вы что же думали, что деликатесы большими ложками едят? Все!» Витя затосковал взором. Понюхал жюльен, а я съел шашлык. После этого мы отправились на защиту.
В приемной деканата собирались люди. Моих противников не было. Секретарь академика Волгина Наташа Голубцова говорила мне: «Я показала твой реферат Николаю Петровичу, рассказала ему о твоем толковании неоплатонизма и манихейства. Он ответил, что очень интересно, может быть, так оно и было». Меня это подбодрило, но я очень волновался. В груди около сердца что-то горело. Там накапливался какой-то жар. Потом пришла Женя и однокурсники – Лаврин, Соколов, многие другие. Собралась вся наша Кафедра. Появился Всеволод Игоревич Авдиев. Он полистал диссертацию, лежавшую на столе, тихо сказал мне: «Прекрасный труд!» Заседание Совета началось в кабинете декана. Председательствовал заведующий Кафедрой Новой Истории И. С. Галкин. Я получил слово… Подойдя к кафедре, я положил на нее текст своего выступления и посмотрел на присутствовавших. Показалось, что очень много людей. В действительности их было не так уж и много: просто небольшой кабинет декана легко заполнялся. Все смотрели на меня и будто чего-то ждали. Я заговорил и сам удивился спокойствию своего голоса. Разумеется, я не читал текста (знал его наизусть), поэтому говорил свободно, посматривал на Женю, глядевшую на меня своими большими глазами.
«Тема моей диссертации “Идеологическая борьба в Римской Империи в начале 4-го века н. э.” Ее интерес и актуальность, как мне кажется, вытекают из общих задач советской исторической науки об античности и из задач борьбы с буржуазной идеологией». Я заметил, что слушают внимательно. С. Д. Сказкин отложил автореферат и стал смотреть на меня. Ровно через 20 минут я кончил: «Таковы основные соображения, изложенные в диссертации». Я сел на свое место, ничего не видя и не слыша. В груди чувствовалась все та же дыра. Глядя на выступавших С. Л. Утченко и Е. М. Штаерман, я мало что слышал и мало что понимал. Как мне показалось, я не успел и продохнуть, как они завершили свои выступления (достаточно продолжительные) и предложили присвоить мне степень кандидата наук. Пока они говорили, я получил и прочел записку от парторга факультета Павла Волобуева: «Алексей Леонидович! К сожалению, не могу больше оставаться и, предвосхищая решение Уч. Совета, горячо поздравляю тебя с успешной защитой (!) и искомой степенью кандидата наук. Прими, старый товарищ, еще раз мои поздравления. П. Волобуев». Я отыскал его глазами, кивнул в знак благодарности головой и тут же
