Шрифт:
Закладка:
– Полагаю, географическая близость имеет значение? То есть этот дом находился рядом с домом отца О’Брайена в Тим… – Джек беспомощно посмотрел на меня.
– В Тимолиге. Да, очень близко.
– А кто сейчас живет в Аргидин-Хаусе?
– Понятия не имею. И знаешь что, Джек? После вчерашнего вечера и сегодняшнего дня я слишком устала, чтобы хотя бы думать об этом.
– Само собой, мама. – Джек опустился на кровать и положил руку мне на плечо. – Все это очень тяжело для тебя. Мы можем поговорить об этом завтра утром. Но что бы ты ни решила насчет Алли и ее сестер, ради твоего же блага, пока ты здесь, стоило бы побольше узнать про этот Аргидин-Хаус. Ты согласна?
– Наверное, – вздохнула я. – Мне ужасно жаль, что я так грубо обошлась с Алли. Ты можешь поговорить с ней и извиниться за меня, сказать, что у меня был трудный день или что-нибудь еще?
– Разумеется, мама. Ты провела много времени в своем прошлом за последние несколько дней. Не волнуйся, я все ей объясню. Насколько я понимаю, ты не хочешь покушать внизу?
– Нет, но это один из немногих отелей, где есть хорошее обслуживание в номерах, здесь можно заказать тосты и домашний джем. Я позвоню Амброзу и спрошу, не хочет ли он составить мне компанию сегодня вечером, но я почему-то сомневаюсь в этом. Сегодня у него был очень долгий и трудный день.
– Да, и это все устроила ты. – Джек обнял меня. – Только не слишком переживай, ладно? Позвони мне, если понадобится, а так увидимся утром. Люблю тебя, мама.
– Спасибо, Джек. Я тоже люблю тебя.
Когда дверь за ним закрылась, я снова оказалась на грани слез только потому, что родила такого замечательного человека. «Теперь ему нужна только любовь хорошей женщины», – пробормотала я, направляясь в душ. Но сейчас я была рада, что он рядом со мной.
Ополоснувшись под душем, я позвонила Амброзу, который сказал, что он слишком измучен для иных подвигов, кроме нескольких сэндвичей в его номере, так что я заказала ему полную тарелку, а себе – тост с джемом. Потом я включила телевизор и стала смотреть плохую ирландскую мыльную оперу в попытке отключить мозг.
Но ничего не получилось, и, когда я нырнула под одеяло, я не могла избавиться от слов Алли.
«Аргидин-Хаус…»
Много-много раз во время моих велосипедных поездок в Тимолиг и возвращения домой из школы мы проходили мимо бесконечной каменной стены, отгораживавшей Большой Дом и его обитателей от остального мира. Сама я никогда не видела дом; только камины зимой, когда деревья по периметру стены сбрасывали листву. Я знала, что мои братья часто перелезали через стену, охотясь за осенними яблоками и фигами, которые росли там.
Потом я неожиданно вспомнила о письме, полученном от Амброза, оно до сих пор лежало в ящике моего прикроватного столика.
«Почему ты так боишься? Ведь он любил тебя…»
Однако дело было в том, что, возможно, никакой любви не было и я провела тридцать семь лет, воображая тысячу вариантов любовной истории, которой не суждено было случиться…
– Просто открой его, дура! – громко сказала я себе, потом села и открыла ящик. Надорвав конверт, я вытащила письмо и прочитала его.
Он ответил мне с такой же настороженностью, как я написала ему. Правда, он добавил телефонный номер.
«Пожалуйста, позвони мне, когда будет удобно, и сообщи подходящее время и место для нашей встречи».
Я убрала письмо в ящик, легла и выключила свет. Но сон не приходил, да и с чего бы? Я только что вступила в контакт с человеком, очень долго навещавшим мои мысли и ночные кошмары.
Потом меня посетила мысль, которая заставила меня рассмеяться. Разве не удивительно, что я, выросшая в строгой католической семье, где моя жизнь оказалась бы под угрозой из-за любви к юноше-протестанту, на самом деле родилась в протестантском доме?
С этой мыслью я наконец заснула.
* * *
– Ты не могла бы любезно подбросить меня до дома престарелых, где живет Джеймс? – спросил Амброз за завтраком.
– Разумеется, кто-нибудь из нас это сделает, – ответила я.
– Должен признать, у меня есть фобия насчет подобных мест. – Он зябко поежился. – Мой дорогой Джеймс сказал, разумеется, в доверительной беседе, что половина постояльцев заводят разговоры с ним в таком духе, словно они все еще живут в 1950-х годах. По крайней мере, наши серые клеточки до сих пор работают исправно, хотя бренные тела с каждым днем все больше подводят нас.
Джек согласился подвезти Амброза, сказав, что у него самого есть кое-какие дела в Клонакилти, поэтому мы с Мэри-Кэт остались допивать кофе вдвоем.
– Сегодня чувствуешь себя получше? – осведомилась я.
– Да. Ты знаешь, что я обычно не злоупотребляю выпивкой, и уж тем более виски. Кстати, Эойн, один из кузенов, с которым я познакомилась на вечеринке и который играл на скрипке, – музыкант, сочиняющий песни и выступающий в местных пабах. Он предложил мне присоединиться к нему как-нибудь вечером и выступить в пабе под названием «Дебаррас». Недавно он потерял свою певицу, потому что она отправилась путешествовать.
– Это замечательно, Мэри-Кэт. Традиционная ирландская музыка, да?
– Боже мой, нет, мама. – Она захихикала. – Это современные песни. Эойн говорит, что в Ирландии существует огромная культура живой музыки. Полагаю, обилие местных пабов способствует выступлениям. У нас в Новой Зеландии нет ничего подобного.
– В Гиббстон-Вэлли точно нет. Ты воспользуешься его предложением?
– А как? Я предполагаю, что мы все скоро вернемся в Дублин. Ты уже решила, когда именно?
– Честно говоря, сейчас я просто живу одним днем, но почему бы тебе ненадолго не задержаться здесь, даже после нашего отъезда?
– Может быть. – Она пожала плечами. – Кто знает? Если сегодня кто-нибудь подвезет меня, то я зайду в его студию и посмотрю, что за музыку он пишет. Кстати, мама, вчера я получила очередное электронное письмо от Мишель. Она прислала фотографию, где нас сняли вдвоем сразу же после моего рождения. Я… в общем, если это не слишком больно для тебя, может быть, ты взглянешь на нее? Я лишь хочу убедиться, что младенец на фотографии выглядит точно так же, как на снимках, которые делала ты примерно в то же время. Чтобы не осталось сомнений. То есть я понимаю, что все младенцы похожи друг на друга, но…
– Не волнуйся, дорогая, я сразу же узнаю,
