Если верить архиепископу Жерару, то бывший регент хотел лишь власти, и чтобы эту власть получить, готов был связаться с кем угодно - с еретиками, подлецами, убийцами; глава Ордена сурово отчитал тех, кто подумал иначе и объявил это делом человеческим, запретил вмешиваться в высшие сферы... и ошибся. Ошибся сам и заставил ошибиться всех остальных. Власть регенту нужна была лишь на время, и на время очень краткое - добившись некой цели, Скоринг с легкостью передал бразды правления и законному наследнику, и тем, кто стремился вернуть его на престол. Реми и Фиору Алларэ - да и вообще "малому королевскому совету". Позаботился он и о будущем - оставил тетрадь, где четко, словно для малых детей были прописаны планы указов. Даже подлинный венец велел передать лично в руки архиепископу, показав тем самым, что отлично знал, где "укрывают" принца Элграса. Хотел бы Саннио видеть лицо Жерара в тот момент...

Еще он приволок какие-то загадочные средства против болезней и вещи для моряков. Чтобы, когда навигаторы останутся бессильны, не прервалась торговля. Значит, ему нужно это будущее, о котором он тщательно позаботился.

О будущем. Будущем, которого, будь скориец подлинным "заветником", у мира быть не могло: те призывают в мир Противостоящего, цель которого - уничтожение всего сущего.

Из чего явственно следует, что либо Противостоящий за несколько тысяч лет перевоспитался и больше такового не хочет (что похоже на анекдот), либо Церковь изначально ошибалась на его счет (что чуть больше похоже на правду), а загадочный вечный враг человечества всего-то хочет устроить переворот на Престоле Небесном.

И многострадальные "заветники" ему нужны ровно так же, как герцогу Скорингу: Жан-болван, подай стакан, нарежь лимон, убирайся вон...

Тут Саннио хихикнул; монахи не обратили внимания. Оба брата, один в алом, другой в сером, выглядели ничуть не лучше герцога Гоэллона. Они тихо дремали, накрывшись пледами, даже смех их не разбудил. Надо понимать, пресловутое таинство "прозрачной исповеди" было не из приятных, и всем троим участникам пришлось невесело.

Ну и для чего этот небесный переворот?!

Чем скорийца не устраивают Мать и Воин, добрые милосердные боги?

Настолько не устраивают, что он готов устроить кучу разных бед...

Легко понять, чем герцога Скоринга не устраивал король Ивеллион II. Тут все ясно; и спасибо ему большое. Безумец на троне - погибель для страны; пока дядя рассуждал об опоре и посохе, скориец сделал то единственное, что нужно было сделать.

Но боги?

Дядю в данном случае понять куда проще. Все девять великих чудес нужны людям, без них будет очень плохо. Представить себе, что не знаешь, который час, не знаешь, где юг, а где север, и источника воды отыскать не можешь; ой, а если люди заговорят на разных языках, как до чуда святой Этель Эллонской?.. а потом начнут болеть тремя смертными хворями?..

Карета подпрыгнула на какой-то кочке, отогнав кошмарное зрелище; Саннио отдернул занавеску и взглянул в окно. Так и есть, съехали с тракта, значит, до обители осталось не более получаса.

Герцог Скоринг, отказавшийся выполнять приказ короля и убивать трех северян, почему-то готов это сделать. Как там сказал Альдинг? "Мне хотелось бы знать о причинах, которые заставляют его желать низвержения богов, зная о цене, ибо мне представляется, что он не из тех, кто будет платить ее в угоду своей прихоти или тщеславию..."

Альдинг - умница; вот только пока его не припрешь к стенке, потребовав ответа на вопрос, он так и будет сидеть, прикусив язык. Будто именно его воспитывали в школе мэтра Тейна; мэтр годился бы таким учеником, он был бы назван лучшим по праву, а не сиюминутного одобрения ради, как год назад пошутили над Саннио.

Герцог Скоринг знает, зачем - но где тот герцог, ищи ветра в поле. Герцог Гоэллон знает, зачем - но его, кажется, можно пытать, а он не скажет. Ни Саннио не скажет, ни Фиору, ни Реми, с которым публично рассорился самым глупым образом. Не лучше, чем племянник с Сореном, но тогда нашелся Андреас, а тут кто бы нашелся...

Ну и что с обоими ретивыми молчунами делать? И - кому делать?

Карета остановилась, гвардеец распахнул дверь - пожалуйте выходить, думать после будете.

Тройной придворный поклон, почтительно склоненная голова. Саннио, повторяя движения дяди и Фиора, второй раз в жизни смотрел на принца... теперь уже короля Элграса. Тот ничуть не изменился. Все тот же большеглазый мальчишка с выражением лица задорного уличного драчуна, все та же серая ряса послушника, а венец... венец под копной светло-золотых - изрядно растрепанных, надо сказать - волос почти и не виден.

Надежда и опора Собраны при виде гостей слезла со спинки скамейки, провела руками по волосам, - лучше не стало, - потом равнодушно приняла поклоны и сама шагнула вперед. К герцогу Алларэ.

- Ты такой церемонный нынче, братец, - ехидно заявил четырнадцатилетний король. - Прямо не обнимешь. Запретить, что ли, эти воротники? Воротники запретить, поклоны отменить...

- И ввести в придворный церемониал что-нибудь навроде обмена тычками в бок? - улыбнулся Фиор. - Вы войдете в историю как король-драчун.

- Не худшая слава, - хихикнул Элграс, потом перевел глаза на Саннио.

- Вас я помню, вы приезжали вместе с братом.

- Вы правы, ваше величество, - коротко поклонился младший Гоэллон; король громко хмыкнул и протянул руку. Пожатие оказалось долгим и крепким; мелких вредностей Саннио знал ничуть не меньше, чем король - выучили старшие ребята в секретарской школе, а потому Элграс получил немало удовольствия и одобрительно кивнул под конец. Что ж, желание короля - закон для добрых подданных.

Потом юный король перевел взгляд на герцога Гоэллона, стоявшего неподвижно, и чуть раскосые рысьи глаза потемнели.

- Вы дурно выглядите, господин герцог. Угрызения совести замучили?

- Простите, ваше величество?.. - еще один растерянный образовался; дяде подобное состояние шло не больше, чем Реми.

Король внимательно оглядел крытый внутренний двор обители. Монахи отправились к архиепископу подтверждать, что все условия соблюдены, гвардейцы большей частью остались снаружи, а трое, которых пропустили в обитель, держались поодаль, у стены внутреннего двора. Убедившись, что посторонние услышать его не могут - разумная предусмотрительность, подметил Саннио, - он