Шрифт:
Закладка:
- Я что-то говорил о хождении навстречу? Да если бы хоть кто-то из вас и впрямь решился на подобное, это было бы большим сюрпризом для Скоринга! Он решил вас всех, словно простенькую задачу на сложение и вычитание, решил еще до взрыва, готов поклясться. И вы ни на шаг не отступили от его замысла, и даже после его отбытия играли предписанные роли! Прошло три седмицы - и хоть один попытался понять, для чего все это было? Зачем вам отдали все - и страну, и венец, и тетрадь?! Я принял то единственное решение, которое мог принять в сложившихся обстоятельствах, и не отступлю от него.
- Отступать уже некуда, - вздохнул Фиор. - Чего вы хотите теперь?
- Только одного, - глаза герцога Гоэллона налились грозовой теменью. - Не мешайте мне. Занимайтесь столь важными насущными делами, изучайте планы и следуйте им, наводите порядок в Собране и не мешайте.
- Как скажешь, - отвернулся Реми. - Будь так любезен, верни Элграса в столицу, а дальше - попутного ветра твоим парусам...
- Завтра же утром я поеду к архиепископу. Фиор, распорядитесь обо всем необходимом. Альдинг, Алессандр, извольте следовать за мной.
Для чего, по мнению барона Литто, Саннио нужно было выслушать всю эту перебранку, он так и не понял, а спрашивать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Интересно было послушать госпожу Эйма, и многое стало понятно - но опять все то же. Герцог Скоринг, боги и чудеса. Чудеса, боги и герцог Скоринг, которому они мешают - невесть зачем, невесть почему... герцог Скоринг, видимо, не настолько дурной человек, как казалось раньше - на его счету только два деяния, которые ему нельзя простить ни при каких обстоятельствах, да и те в рамках личной вражды с Реми.
Только где тот герцог Скоринг, со всеми его достоинствами и недостатками, и не поздно ли уже их обсуждать? Гораздо важнее, для чего ему понадобилось потрясать основы мира. Дядя же явно знает; знает - и скрывает от всех...
"Надоело, - подумал Саннио, отправившийся спать сразу после разговора с Клариссой. - Надоели загадки без разгадок, секреты и тайны, и неожиданные поступки, и подлые выходки тех, кому доверяешь..."
Утро не оказалось мудреней вечера. Ни вчерашние злость и досада, ни отвращение к проклятым загадкам и скрытным родственникам никуда не делись. Узнав от Ванно, что герцог зовет племянника к себе, молодой человек скрипнул зубами, старательно оделся и отправился в кабинет. Жаль, что не удалось позавтракать, и жаль, что вообще зачем-то понадобился герцогу и родственнику...
Герцог, судя по всему, и не ложился, и костюм не менял со вчерашнего вечера. Более того, если вчера в дом явился серый призрак, то ныне у окна сидела черная тень. Занималась сия тень престранным делом: в одной руке держала свечу, а на ладонь другой капала жидким воском, стекавшим из углубления вокруг фитиля.
Саннио передернулся.
- Переоденьтесь в дорожное платье, соберите багаж, - приказал герцог. - Мы едем сперва во дворец, затем в Тиаринскую обитель. Вернемся не раньше завтрашнего вечера. Нашим спутникам - карету, я поеду верхом, вы - как хотите.
- Что за спутники? Монахи? - наследник вспомнил слова архиепископа Жерара.
- Да, мы заберем их с патриархова подворья по дороге.
- У вас будут для меня другие распоряжения? - очень, очень хотелось подойти, вырвать дурацкую свечу и воткнуть ее на положенное место, в шандал, но недоставало смелости; на вопрос, чем герцог Гоэллон занимался всю ночь, ее тоже не хватило.
Смелости - или желания?
"Я не вхожу в охраняемое вами стадо, и это не подлежит обсуждению"?
Вот и славно, достойный повод не делать ничего.
- Никаких. Вы чего-то ждете?
- Нет, господин герцог.
Только отчего-то стыдно, противно и вспоминается полученная еще по весне оплеуха: "К тому же я за вас испугался..."
- Дядя... - пять шагов вперед, забрать эту клятую свечу, затушить и бросить под ноги, поймать ледяные, как сосульки, ладони... и понять, что даже малейшего сопротивления не было! - Что? Вы? Делаете?
- В общем-то, пытался прийти в себя перед дорогой, - со вздохом поднял на него глаза герцог. - А вы, наказание этакое, мне помешали.
- Зачем - так?
- Есть такое пренеприятнейшее таинство - прозрачная исповедь, - задумчиво ответил дядя. - Надеюсь, вам никогда не придется к нему прибегать. После нее знаешь все собственные помыслы, до последней случайной мысли. Но стоит эта ясность весьма дорого.
- Собственные? - Саннио опешил. Если бы другого, особенно, врага - а свои зачем?
- Вам еще, должно быть, не приходилось сомневаться в себе самом, сомневаться до той степени, что требует услышать от других - нет, ты понимаешь, что и зачем хочешь сделать, и в этом нет зла...
- Вы даже не ложились! - услышанное было слишком уж непонятно, и что с этим делать, наследник не знал. Услышал, запомнил - но верных слов в ответ подобрать не смог, да и не было у него таких слов, чтобы ответить герцогу Гоэллону.
- Я обещал Реми выехать сегодня, и обещание это сдержу. Не беспокойтесь, драгоценнейший мой, сил у меня хватит, - дядя деликатно высвободил руки. - Идите, собирайтесь.
Дорога до Тиаринской обители Саннио уже была знакома до скуки, мелкий дождик зарядил с самого утра - и спасибо, что не ливень, так что он предпочел составить компанию монахам. Герцог Гоэллон с упорством безумца гарцевал верхом, порой скидывая капюшон и подставляя лицо под водную пыль. Племянник к нему не приставал, смутно предполагая, что капли дождя несколько лучше, чем горячий воск, а любимый родственник, может быть, понимает, что делает.
По крайней мере, хотелось на это надеяться.
Волновал молодого человека вопрос, бывший поважнее, чем сиюминутная причуда, которая могла привести разве что к простуде: дядя замыслил нечто, глубоко непонятное, рискованное и странное. И он, и герцог Скоринг замахнулись на то, чего до сих пор не
