не знал ни в одной из «свободных» газет гессенского или гукасовского толка»41. Он нисколько не сомневался, что разоблачение еврейства совпадает со службой «национальному флагу России», с борьбой с Интернационалом, где верховодят евреи-большевики42.

Однако убежденности в том, что формулируемые позиции получат надлежащий отклик у широкой русской аудитории, у него, при отсутствии опыта ведения газеты, не было. Между тем благополучие «Нового слова» — после многих месяцев «полусуществования», — а вместе с тем и благополучие самого Деспотули — зависели как раз от способности увлечь широкую общественность, особенно за рубежом, нацистскими идеологическими лозунгами. Нервозность его по этому поводу доходила до паранойи, и он ощущал себя «неожиданно объявленным вне эмигрантского закона»43.

Назначение на пост редактора «Нового слова» резко изменило место Деспотули в русской колонии, от которой он, казалось, совершенно отошел после 1932 года. С одной стороны, он столкнулся с открытой враждебностью и презрением со стороны тех представителей русско-еврейской интеллигенции, с которыми он сотрудничал в «Руле» и «Нашем веке» и в зависимости от которых столь долгое время находился в Берлине. «Гнусавые Ирецкие и отдающие трупным ядом Гессены меня плохо узнают на улицах. Но где были все, когда мне было худо. Кто из них поддержал меня? Забрасывали грязью, когда я пытался обличать подлинную роль гг. Овчаровых и иже с ним присных»». В воспоминаниях И.В. Гессена, написанных незадолго перед смертью, прорывается глубокое отвращение к Деспотули: «А когда засим было создано «Новое слово», на пост редактора удалось найти лишь бывшего владельца ресторана, прибегнувшего после неудачи на этом поприще к мелкому репортажу и тщетно старавшегося ввести в заблуждение публику усвоением внешнего облика «Руля». Не ошибусь, сказав, что ни один заправский литератор не предоставил своего имени этому бездарному листку — все это было под стать редактору, плавающие и путешествующие в поисках заработка»45.

Вместе с тем новые полномочия Деспотули и роль, возложенная на «Новое слово», толкали бывших его коллег на заискивание перед ним в попытках найти пути к лицам, стоявшим у рычагов власти. В письме к Бурову 8 декабря 1934 года он рассказывал: «Благодаря газете, встречаюсь с очень интересными людьми, меня приглашают на всевозможные официальные приемы. Очень характерна та скромность, с какой проходят банкеты иностранной печати у, скажем, Розенберга или Геринга»46. Стоило газете поместить в одном из первых номеров очерк Анны Таль47, как русское берлинское издательство «Петрополис» (находившееся в «еврейских руках») приняло ее новый роман, согласившись (как подчеркнул Деспотули) «его печатать без всякой «доплаты»» 48.

Ширился круг иностранных связей. Стремление редактора придать международный размах изданию выразилось в создании сети иностранных корреспондентов и приглашении зарубежных авторов. С 1 октября 1934 года в газете сотрудничал живший в глубокой нищете в Ницце литератор и журналист с богатым скандальным прошлым — Иосиф Колышко49, который, печатаясь под различными псевдонимами (Ник. Ермаков, Баян, Современник), стал с 1935 года одним из главных авторов «Нового слова». Обзоры политической жизни вел близкий к И.А. Ильину А.И. Бунге, работавший в газете с самого ее начала, до прихода Деспотули. В 1935 году к ней присоединился ряд новых авторов — упоминавшийся выше Л. Кормчий (под псевдонимом Ловчий), гельсингфорсский журналист И.И. Саволайнен, старший сын А.В. Амфитеатрова Владимир Кадашев, Я.М. Меньшиков, Петр Балакшин, приславший корреспонденции из Голливуда; в 1936 году — с отрывками из своих больших вещей выступили Георгий Гребенщиков и Иван Лукаш, стали печататься «письма» из Харбина (Дэн), Египта (Д.П. Фламбуриари), Праги (М. Осинин, с 1937 года перебравшийся в Румынию), Шанхая (Юрий Разин), Испании (Альбус, под этим псевдонимом, возможно, скрывался Н. Белогорский — Н.В. Шинкаренко), Буэнос-Айреса (Игорь Киселевский). С 4 октября 1936 года в газете печатался живший в Тегеране М.М. Спасовский (Михаил Гротт)50. Иностранные авторы вовсе не ограничивались «локальной» проблематикой. Так, Кормчий выступил со статьей «Облик предателя», разоблачавшей П.Н. Милюкова и его преступные контакты с американским евреем миллионером Я. Шифом (1936. 31 мая. № 22. С. 2–3). Владимир Кадашев написал большую статью, объявлявшую прозу В. Сирина «сплошной неудачей»51. Из Финляндии присылал свои публицистические статьи на общеполитические темы С. Северский (ген. С.Ц. Добровольский)52, из Ниццы — Л.А.Берг53.

Особенно тесные связи возникли у редакции с членами стана «непримиримых» в Варшаве — с С.Л. Войцеховским, возглавлявшим Российский общественный комитет там, и с А.С. Домбровским, выступавшим в «Новом слове» под псевдонимом (Вяч. Плотников), поскольку он являлся ответственным редактором в варшавском «Мече»54. На протяжении 1936 года материалы варшавской жизни появлялись в каждом номере, а с сентября был заведен постоянный раздел «Русские в Польше (от варшавского корреспондента «Нового Слова»)», неподписанные заметки в котором, как правило, принадлежали С.Л. Войцеховскому.

В газете часто появлялись аналитические обзоры советской прессы, посвященные разным сторонам советского быта. Значительное место (как и в других эмигрантских газетах) отводилось перепечаткам беллетристических произведений советских писателей — отрывки из романа Тынянова «Пушкин», фельетоны Ильфа и Петрова, рассказы и очерки Леонида Ленча, Лазаря Лагина, Аркадия Бухова, Михаила Зощенко, Валерии Герасимовой, большей частью взятые из «Огонька», «Крокодила» и газеты «Известия». Стихи не печатались — это было принципиальное решение редактора, зато появлялись написанные им (за подписью — ли; Д.) рецензии на поэтические сборники. Сам Деспотули и Ек. Лучицкая (Е.К. Шпиглей) давали рецензии на новые фильмы и театральные спектакли. Несмотря на омрачившиеся отношения с «не-арийцем» В.Я. Ирецким, Деспотули поместил доброжелательный отзыв о новой книге писателя «Коварство и любовь» (1936.9 февраля. № 6. С.5, за подп.: д.)55. Роберт Энгель, ставший в 1937 году заведующим редакцией, печатал отзывы о музыкальных вечерах и другие статьи на музыкальные темы; другой бывший русский немец Артур Лютер выступал с литературно-критическими статьями и воспоминаниями о дореволюционной Москве. Не оставляли самого редактора ни писательские амбиции, ни ностальгия по Востоку. В пасхальном номере 1936 года он поместил рассказ «Из сказок Ирана».

Пропагандными задачами интересы «Нового слова» не ограничивались; значительное место отведено было нейтральному в идеологическом отношении и культурному по характеру материалу. В этом плане объяснима попытка в 1936 году журналиста и поэта Семена Витязевского (Пантелеймона Юрьева) устроиться в газете Деспотули в качестве ее варшавского корреспондента. Ее не было бы, если бы антиеврейские выпады в «Новом слове» Витязевский, будучи убежденным юдофилом, не считал уступкой давлению сверху или временной аберрацией редакции56. Как раз в тот момент появились успокоительные сигналы того, что цели антисемитской кампании достигнуты и дальнейшей эскалации ждать не следовало. Накануне открытия XI всемирных Олимпийских игр в Берлине в газете было напечатано интервью, уверявшее читателей в установлении нормальных условий для культурного самовыражения еврейства после устранения прежних «вывихов», приводивших к засилию