Шрифт:
Закладка:
Участники группы советовали противопоставить этой опасности «прямоту». Политика чрезмерной секретности породила среди американцев благодушие и невежество относительно ядерной угрозы. Чтобы исправить положение, новая администрация должна была «честно рассказать об атомной угрозе». Как ни удивительно, эксперты даже порекомендовали обнародовать «нормы и результаты производства атомного оружия» и «тщательно рассмотреть тот факт, что с определенного этапа мы не сможем обезопасить себя от советской угрозы одним только “опережением” русских».
Идея «прямоты» напрямую вытекала из концепции «открытости» Нильса Бора, с которой тот всегда увязывал безопасность. В этом плане Оппи все еще выступал в роли пророка Бора. Он больше не рассчитывал на успех давным-давно застопорившихся переговоров о разоружении в ООН. Однако все еще надеялся доказать новой администрации, что «прямота» способна открыть глаза американскому народу на реальную опасность, которую представляет собой ставка на ядерные вооружения, и сообщит Советам о готовности американцев не применять такое оружие первыми как средство упреждающего удара. Вдобавок группа по разоружению выступала за прямое, непрерывное общение с Советами, за то, чтобы держать Кремль в курсе примерных размеров и характера американского ядерного арсенала и серьезной готовности Вашингтона приступить к двусторонним переговорам по его сокращению.
Прими администрация Эйзенхауэра в 1953 году рекомендации группы Оппенгеймера, холодная война могла перейти в иное, менее милитаризированное русло. Эта заманчивая гипотеза была высказана Банди в эссе «Упущенный шанс запрещения водородной бомбы», опубликованном в «Нью-Йоркском книжном обозрении» в 1982 году. Появившиеся после краха советской империи документы из русских архивов заставили историков пересмотреть оценки раннего периода холодной войны. «Архивы врага», писал историк Мелвин Леффлер, продемонстрировали, что Советы «не имели заблаговременных планов распространения коммунизма на страны Восточной Европы, поддержки китайских коммунистов или войны в Корее». У Сталина не было «генерального плана» в отношении Германии, он стремился избежать военного конфликта с США. После окончания Второй мировой войны Сталин сократил численность вооруженных сил с 11 356 000 на май 1945 года до 2 874 000 человек в июне 1947 года. Это показывает, что даже при Сталине Советский Союз не имел ни способности, ни намерения вести агрессивную войну. Джордж Ф. Кеннан позже писал, что «никогда не считал, будто они [Советы] были заинтересованы покорить Западную Европу военным путем или что они вообще напали бы на этот регион, даже если бы так называемое ядерное сдерживание отсутствовало полностью».
Сталин поддерживал в СССР жестокий полицейский режим, однако в экономическом и политическом плане тоталитарное государство приходило в упадок. После смерти Сталина в марте 1953 года его преемники Георгий Маленков и Никита Хрущев запустили процесс десталинизации. Оба трезво представляли себе неустранимые риски ядерной гонки вооружений. Технократ Маленков, интересовавшийся квантовой физикой, в 1954 году ошарашил членов Политбюро, заявив, что использование водородной бомбы «означало бы уничтожение мировой цивилизации». Хрущев, сумасбродный, импульсивный руководитель, иногда пугал западную аудиторию громогласными заявлениями, однако на практике проводил внешнюю политику, которую потом стали ассоциировать с разрядкой и первыми ростками гласности. Он возобновил переговоры с Западом о контроле над вооружениями в 1955 году, а в конце 1950-х резко сократил советский военный бюджет. Впервые получив инструктаж о ядерном оружии в сентябре 1953 года, Хрущев вспоминал: «Я не мог заснуть несколько дней. В конце концов я понял: мы никогда не сможем использовать это оружие».
Для того чтобы убедить Хрущева согласиться с радикальным режимом контроля над вооружениями, который предлагала группа экспертов Оппенгеймера, потребовались бы чрезвычайные усилия. Администрация Эйзенхауэра, однако, даже не попыталась идти этим путем. Советолог и пользовавшийся большим авторитетом посол США в Москве Чарльз «Чип» Боулен потом написал в своих мемуарах, что Вашингтон упустил свой шанс, отказавшись предложить Маленкову серьезные переговоры о ядерных вооружениях.
К 1953 году холодная война окончательно заморозила политический выбор как для Вашингтона, так и для Москвы. Настойчивые попытки Оппенгеймера удержать ядерного джинна если не в самой лампе, то хотя бы недалеко от нее наталкивались на мощное противодействие враждебных политических сил. После того как президентом стал республиканец, эти силы вознамерились загнать в лампу самого Оппенгеймера и забросить сосуд подальше в океан.
Глава тридцать вторая. «Ученый Икс»
Я ему надоел, и он мне тоже.
К весне 1950 года у Оппенгеймера имелись все основания подозревать, что ФБР, КРАД и министерство юстиции обложили его со всех сторон. Гувер сообщил своим агентам, что Оппенгеймеру, возможно, предъявят обвинение в лжесвидетельстве, и требовал продолжать поиск улик, не жалея сил. За весну агенты ФБР дважды проводили опрос Оппенгеймера прямо у него в кабинете. Агенты рапортовали, что, не уклоняясь от вопросов, директор института в то же время «выражал большие опасения, не станут ли его бывшие связи с Коммунистической партией предметом открытого судебного разбирательства». Оппенгеймера всерьез тревожило, что его обвинят в связях с Джо Вайнбергом, которого Краучи и КРАД идентифицировали как «ученого Икс» — советского шпиона. Последний раз Оппенгеймер встречался с Вайнбергом на конференции Физического общества в 1949 году вскоре после того, как у последнего возникли неприятности с КРАД. Вайнберг почувствовал похолодание, наступившее в их отношениях. «Над нашей дружбой сгустились тучи, — вспоминал Вайнберг. — Тучи, вызванные тем, что Оппенгеймер не знал, чего от меня ожидать. Видимо, он тревожился, что оказываемое на меня давление вскоре направят и против него. <…> Он явно чувствовал: есть вещи, способные ему навредить, если меня заставят проявить слабость и рассказать, знал я о них или нет».
Вайнберг признался, что чувствовал себя «напуганным» и растерянным происходящим. Он, разумеется, сознавал свою вину в обсуждении проекта создания бомбы со Стивом Нельсоном в 1943 году, но не подозревал, что их разговор был записан. Шпионом он себя не считал. Газета «Милуоки джорнэл» опубликовала нелепую статью, утверждая, будто Вайнберг служил у Советов курьером и даже передал им образец урана-235. Боже, подумал он, это какую же цепочку связей надо выстроить, чтобы создать такую версию? Одно время ему казалось, что он не выдержит. «Я был в отчаянии, чувствовал себя совершенно одиноким, сломленным, окруженным со всех сторон. Меня буквально трясло. Бог знает, чего бы я наговорил, если бы они [ФБР] дожали меня в этот момент».
К счастью для Вайнберга, власти действовали не торопясь. Весной большое жюри федерального суда в Сан-Франциско рассмотрело вопрос о предъявлении ему обвинения в лжесвидетельстве. Однако министерство юстиции представило очень мало реальных улик. Вайнберг под присягой показал, что
