до последнего, он выдерживал пытки, мой напор, держа разум запертым, с его уст не слетело ни стона, ни боли, только бесконечное спокойствие и дрожь, которую тот не мог контролировать. Его сопротивление было долгим… но суд сделал свой выбор. Мы добились своего, справедливость... Обнаженная, окрашенная кровью, предстала перед нами.

Гвин… я впервые видела, чтобы ее лицо было скрыто за маской, в которых до этого, она никогда не нуждалась. Всю жизнь я видела их, притворные изваяние, скрывающие истинную суть вещей, терзающие правду и восхваляющие ложь. Редко кто носил маски в открытую, но каждый из тех, кто оказался наделен властью, неизменно скрывал лицо за их благими изваяниями из лжи. И я знала, почему. За масками скрывалось уродство, такие как я, скрывали шрамы, пороки, данные от рождения, которые становились нашим проклятьем и позором для всего рода. Многие прятали свои эмоции, фальшивые улыбки, наигранный гнев, сотканная из жадности печаль, это все могло играть в человеке, который в финале, лишь хотел больших привилегий, любви или мести. Все скрывали эмоции, в игре нельзя открыться, это было самым простым из правил…. Но скрывать мысли было сложнее, это сравнимо с актёрской игрой, когда вся личность, истинная личина человека, отдалялась, уступая свое место не просто бездушной маске, которая висела перед сотнями другими, а отдельной, искусственно созданной имитацией жизни. Образ человека, его походка и даже дыхание становилось другим более гладким, податливым, словно вместо личности оживало глиняное изваяние. Сейчас, я увидела, что Гвин тоже смогла создать себе маску, превосходящую даже мою.

Она резала плоть, жгла ее пламенем, отрывала кожу и ногти. Она пытала так, словно училась этому с детства, и при этом… словно в честь ритуала, скрыла лицо под одним из шлемов, лежащих в сундуках Аколита, возможно, опасаясь случайного взгляда жреца. Ее руки творили искусство, подлинное искусство причинения боли, которое становилось все изощреннее и изощреннее с каждым следующим шагом, который вновь и вновь не давал никаких плодов… пока наконец, она не нашла то единственное, что принесло жрецу истинную боль, сломав защиту и впустив в него реальность. Она бросила его книгу в пламя, и тогда, мир мужчины рухнул… словно его никогда и не было, словно вся его жизнь, заключалась в страницах из стали. Он пережил все, сломанные пальцы, колени и руки, кровоточащие участки тела, вырванные волосы, оторванную кожу и практически выколотый глаз, заплывший кровью, что уже ничего не видел, став белым, но лишение собственной книги… оказалось для него концом. В абсолютной тишине, среди запаха гари, раздался плач, его жалобный, воющий плач… После чего, мое сознание наконец слилось с его мыслями, так просто, будто никогда не было никаких преград. Кровь стала сотнями дорог, ведущих к воспоминаниям еретика, что уже не мог противиться, в огне пламени рухнули в бездну его доктрины, больше, уже нет никакого мира, только гарь, лежащая среди недогоревших бревен и боль. Бесконечная боль.

Он говорил для Гвин, отвечая на ее короткие вопросы и получая в награду возможность испить воды, смочив горло и смыв кровь с губ и лица. Но мне предстояло прочесть его линию жизни, понять, почему же сейчас, он обратился ко тьме, пытался саботировать принятие Мирены и как смог создать нечто, действительно способное замедлить восхождение жрицы к новому этапу жизни. Он не был способен на подобное в одиночку, он должен иметь связь с кем-то, и именно я должна была определить, с кем конкретно... Если Гвин не удастся узнать это у него. Пусть для этой цели мне и придется исследовать все в его жизни, я была готова… К сожалению, мои опасения уже очень скоро подтвердились. Несмотря на многие странные моменты, к абсолютной ереси, к ее началу, мужчину склонили исключительно собственные амбиции… и страх. Страх за того, кого он воспитывал, кого любил и кому помогал во всем, чем мог.

С самых ранних лет... Когда жрец был молод, он шаг за шагом двигался вместе с Миреной, нанятый как ее учитель и наставник по делам церкви. Он стал тем, из-за кого она пошла в жрицы, вдохновившись образом юноши, он был с ней рядом на протяжении многих лет... Верно помогая, наставляя на истинный путь, веря в девушку так, как не верил в себя, как не верил в богов. Но ничто не вечно, и судьба резко изменила свои цвета для несчастного жреца, его жизнь стремительно погибала, падая в самую бездну, определив его дальнейший путь. Его брат был обвинен в ереси и сожжен, вынудив что Мирену, что Тревелья на время порвать с ним все связи, опасаясь лишнего гневал общественности. Его дом был уничтожен во время боев, несколько лет ужасного одиночества, странствий по монастырям и селам, разорённых войной с югом. Он видел мир, который скрыт от столичных жрецов, он увидел то, что боги... Не помогают смертным. Что они жестокие самодуры... И тогда, его подобрали те, чьих имен в его разуме нет, нет даже образов. Они просто исчезли, два года тьмы, не давшие мне ничего, слабость и зревший в душе гнев, который ослепил некогда праведенного, чистого от пороков жреца. Он бы никогда и не вернулся к Тревелья, он бы навсегда оставил жизнь на свету, но услышав, что его возлюбленная ученица, станет одной из сотен потерянных, не мог остаться в стороне. Он вернулся под крыло Тревелья героем, заново выстроил свой образ, собирая его по разрозненным кусочкам того, кем был раньше и кем пытался быть сейчас, испытывая счастье лишь от редких встреч с Мирен. Пока наконец, он не решился на то, чтобы прибыть к нам. Здесь, его жизнь оборвётся, и он это знал. Все было решено, поскольку Гвин тихо огласила свой вердикт, отходя от жреца... И кладя мне на плечо свою окровавленную руку, тяжко вздыхая.

- Смерть, вот мой приговор... Он достоин ее. Он сознался в преступлениях...

- Я согласна... За ересь, за пособничество ложным, за отравление матриарха... Марк Тарвер, вы приговорены к смерти... Да сохранят Близнецы вашу грешную душу. Ибо на свету... Ей больше нет жизни.

Глава 52

В главном зале повисла нервирующая тишина, смешанная с едкой боязнью и страхом, направленных только лишь в нашу сторону. Я видела ее в тех, кто не знал, какой путь мы с Гвин избрали. Они по прежнему думали, что я попросту дворянская дочка, которая с трудом сможет даже попросту