— Что вы прячете, ротмистр? — спросил вошедший Колчак.

— Телеграмму из Токио...

От посланника Щепкина, да? Я предлагал ему пост министра иностранных дел. Он согласен?

Долгушин мялся и не отвечал.

— Ну, что же вы?

Долгушин подал телеграмму.

«Я скорее поступлю сторожем токийских ватер-клозетов Эта служба вернее. Щепкин».

■— Говнюк! — выругался Колчак и откинул портьеру на окне.

За ночь подморозило; небо было ясным, легким, снежные облака янтарно светились, оголенные деревья были покрыты тончайшими кружевами инея. Закованные льдом лужи блеете-* ли, как полированные зеркала.

Адмирал достал из шкафа саквояж крокодиловой кожи, постучал по серебряным застежкам.

— Здесь мои дневники, ротмистр. Опасаюсь потерять в суматохе.

—- Я сохраню их, ваше превосходительство!

Сквозь примороженное окно Колчак пытался рассмотреть реку.

— Иртыш все еще не замерз?

— Сегодня подморозило. Еще сутки — и река станет,

— Сутки? Это целая вечность в нашем положении. Армия не успеет переправиться через Иртыш.

— Но ведь железнодорожный мост цел.

— Что?.. Ах, да, мост! Я приказал его взорвать. Моста не будет, как только мы покинем этот несчастный город...

Сердце Долгушина стукнуло и упало. Он представил десятки тысяч людей, истерзанных непрерывными боями, мечтающих о теплом, сытном Омске и теперь обманутых адмиралом. Колчак отрезает своей армии путь к спасению, чтобы спастись самому. У ротмистра погасла еще одна иллюзия о правителе-сверхчеловеке.

Конвой, оцепивший вокзал, не пропускал никого, пока Колчак шел к своему поезду. Он шагал мимо товарного состава, вагонные окошечки которого были забраны ржавыми решетками: через прутья за адмиралом следили чьи-то изможденные, обросшие физиономии. Глаза, горевшие ненавистью, перехватывали Колчака и будто передавали от одного вагона к другому.

— Что это за состав? — спросил он.

— Это поезд смерти, будь ты проклят! — раздался из вагона отчаянный вопль.

Двенадцатого ноября Колчак покинул Омск.

28

В тот же день Волжский полк вступил в село Гуляево: до Омска осталось сорок пять верст. Вострецов остановился на ночлег в домике иртышского рыбака.

В полночь хозяин растолкал его:

— К тебе посланец, паря.

При свете лучины Вострецов узнал Ванюшу, шофера Тухачевского. Розовый с ночного холода, Ванюша отчеканил твердо и звонко:

— Приказ командарма Тухачевского!

Принимая пакет, Вострецов завистливо подумал: «Молодого

командарма и окружают-то одни юнцы». Он не признался бы в том, что завидует всем этим Ванюшам, Альбертам,- Васькам, Витовтам, их цветущей силе, их образованности, молодому на* пору.

Волжскому полку приказывалось совершить рейд по тылам неприятеля, как можно ближе к Омску.

— А почему не в город? Паники будет больше,—усмехнулся Вострецов.

— Да ведь Иртыш-то не замерз!

' Пусть хоть кожурой покроется — пройдем! Звезды станут трещать под ногами — пройдем! — воскликнул Вострецов и спро-сил уже спокойнее: — Что, машина твоя поломалась?

В починке мой «левасор»,— с удовольствием выговорил незнакомое слово ^Ванюша.— Я ведь у командарма и шофер,

и кучер, и связной. Приказал он к тебе скакать — я вихрем к тебе.

— Как же ты добрался?

Проселками, сторонясь железной дороги.

— Беляков не повстречал?

— Они от дороги ни на шаг.

Врешь, вчера мы их обозы обгоняли.

‘ А наши эти обозы разоружили. Кого же бояться-то?

— Какая неосторожность! Тебя могли захватить, узнали бы о готовящемся рейде.

— Меня не взяли бы.

— Почему так уверен?

Я бы застрелился... Пакет бы уничтожил...

Ванюша произнес эти слова без тени бахвальства, и Воет* рецов поверил ему.

Я не завидую нашим внукам, это они станут завидовать вот таким юнцам, делающим революцию,— с суровой нежно* стью сказал Вострецов.

Ванюша признательно улыбнулся. Знал: похвалу из Вострецова надо вытягивать клещами.

На рассвете хозяин снова растормошил Вострецова:

Вставай, паря. Сам просил разбудить, так поднимайся. А на улице ветер, ложись грудью — удержит. И мороз —дай те боже! ,

— Слава богу, что мороз,—Вострецов приказал поднимать полк,—Передай командарму, Ванюша: если Иртыш стал мы проскочим в Омск...

Ванюша натянул на' шапку башлык, сел в седло и растворился в ревущем снежном ветру.

Волжский полк выступил в новый поход. Бойцы шагали, кренясь вперед, словно ввинчиваясь в ветер,-лошади натужно тянули повозки. Белые струи бежали по унылой равнине, в замерзши^ болотах корчились ржавые кочки, издалека доносились паровозные свистки.

Уже совсем завечерело, когда Волжский полк вышел к Иртышу. Темнота скрыла реку, лишь редкие огоньки подрагивали на противоположном берегу; в воздухе расплывались громоздкие очертания железнодорожного моста. Ветер стих. Вызвездило.

Вострецов послал разведчиков к станции Куломзино. В ожидании донесений ходил он по хрусткому от первого снежка обрыву, курил трубку, слушал тревожные гулы далекого города.

Появился патруль с каким-то мужчинош

— Захватили по дороге в Куломзино. В нашу сторону шел, командира ему нужно, вот и привели,— отрапортовал патрульный.

Задержанный торопливо заговорил:

— Я подпольщик-большевик. Колчаковцы собираются взорвать мост через Иртыш. Ежели взвод красноармейцев, еще успеем предупредить...

— Будешь проводником, но если провокатор, застрелим на месте,— приказал Вострецов.

— Скорей, скорей! — торопил задержанный.— Пока рассусоливаем, мост взлетит к черту!

Вернулись разведчики, сообщили, что Куломзино забито воинскими эшелонами с ранеными, с провиантом. Лед тонок, но если цепочкой проходить — выдержит.

Ветер выдул с реки снег, молодой ледок пугал смоляным цветом, и ускользал из-под ног, и опасно потрескивал. Вострецову стало казаться — ноябрьская эта ночь, тонко постанывающий лед, невидимый город за Иртышом полны страшных неожиданностей. Он невольно уторапливал шаг, но, проскальзывая с обеих сторон, осторожно, как бы на цыпочках, пробегали красноармейцы. Они выскакивали на берег, скапливались под обрывами, готовые к бою. Вострецов немедля повел их к вокзалу.

Быстро разрастались запасные пути, бесконечней становились товарные соетавы. Разведчики захватили первого колчаковского солдата.

— Куда шел? — строго спросил Вострецов.

— С донесением в штаб Сибирского казачьего полка...

— О чем донесение?

— В Куломзине, мол, все спокойно. Красных, мол, нет.

— Где же они?

— Верст за сто от Омска.

Привели еще двух пленных.