— Скажи, ты же из Вашингтона, верно? — обратился Уильям к Айви. — Знаешь, как там обстоят дела?

— Я… Ты же потом ответишь о том, о чём я спрошу? — тот кивнул головой. — Нет.

— Тогда где вырос-то? По тому, как вы шли с братом относительно солнца — либо Мэриленд, либо Делавэр, либо Нью-Джерси.

— Мэриленд. Напротив Делмарва — у самого берега, но я…

«Вся территория по западному берегу от Чесапикского залива занята Эволюцией, — тут же вспомнил он. — Всегда была — там одна из «живых» АЭС, за которой они принялись следить. Либо это было чрезвычайно опасным соседством, либо…»

— …да и выбираться куда-то нам не то, чтобы сильно давали, так что нет — я не из Вашингтона.

— То есть ты вырос в грёбаном Мэриленде, но ни разу не слышал, что происходит в столице? Это как жить в Лондоне, но не слышать про Биг Бен.

— Спасибо.

— Я не в этом смы… Вообще ничего? Ни про Белый Дом, ни про Здание Верховного Суда, ни?.. — по взгляду был понятен ответ. — Ну, тогда то, что я тебе расскажу, не будем таким уж захватывающим. Люди, к которым мы едем, обосновались в самом центре Округа Колумбия, и не где-нибудь в случайном здании — они взяли себе два из трёх домов Библиотеки Конгресса. Не зря…

— Серьёзно?! Да ладно! Там же сотни тысяч!..

— Ты же сказал, что не знаешь ничего о Вашингтоне!

— В смысле? Ты спросил, не знаю ли я, как там обстоят дела — не знаю. Но, ясное дело, я слышал о Библиотеке Конгресса — как я и сказал, там же сотни и сотни тысяч…

— Несколько миллионов книг, да. В общем, этих ребят называют Библиотекарями — там, конечно, старожилов уже не осталось, но несколько лет назад были люди, осевшие там ещё в тридцать восьмом — во время карантина.

— Охренеть. Но как?

— Сказать по-правде, я и сам не знаю — так получилось. Вначале не было особо желающих полакомиться знаниями. Да, кто-то проникал в здания и воровал особо ценные образцы, думая, что деньги ещё когда-нибудь возымеют значение (иногда это были даже работники и охрана), но основная масса сохранилась. Редкие налёты рейдеров были действительно редкими — кому нужны книги, верно? А потом уже появилась возможность укрепиться — прямо под зданием поставили заграждения, провели к ним электричество, спустились в подвалы и заварили все проходы…

— Скажи, что мы там надолго! — разумеется, он ответил «нет» — в лучшем случае, он планировал там пробыть всего несколько дней. — Тогда… Мой вопрос: с кем ты говорил? Только честно.

— Пф — так и знал. Неужели трудно догадаться?.. Ладно. В общем, я…

— Заткнись, — вдруг прошептал голос совсем рядом, и шепот этот был больше похож на угрозу.

— Был когда-то один человек…

— Заткнись, заткнись, заткнись!

— Очень важный для меня. Разумеется, он умер — ты видел, что кроме меня там никого не было — лишь урна с пеплом, но… У меня вошло в привычку с ним говорить. Да и он сам…

— За-ва-ли!

— Он сам когда-то сказал, что хотел быть похороненным там, и чтобы я, в случае чего, говорил с ним о всяком разном, когда его не станет — сказал, это помогает разобраться в себе. Не соврал — очень часто помогало. Он был довольно мудрым человеком — знал, как правильно жить эту чёртову жизнь. Правильнее, вернее.

— Не думаю, что у жизни есть правильный путь.

— Тогда откуда, по-твоему, столько проигравших? Правильность — это не какой-то особый путь, не выбор профессии или моральные устои. Правильность — это умение не совершать ошибок. Особенно — ошибок предшественников.

— А кем он тебе приходился-то? Этот?.. Человек? Так же, как и я? Попутчик? Напарник, как Джеймс? — на тот вопрос Хантер так и не ответил.

Путь к центру Вашингтона оказался более-менее безболезненным — орды, казалось, давно прошли тот город — типичная разруха, следы свежей крови и экскрементов на дорогах свидетельствовали за это обеими руками, однако кое-где всё же встречались редкие стаи — некоторое время путникам просто приходилось кружить по кругу, выжидая, пока откроется хотя бы один путь в центр.

Первое десятилетие после Конца столица США пользовалась просто бешеной популярностью у всех живущих людей: выжившие думали, что там им обеспечат кров и безопасность (так и было, но очень короткий период времени); сталкеры не без повода полагали, что в заброшенных муниципальных зданиях и на аванпостах, построенных на скорую руку, было, чем поживится; рейдеры добивали оставшихся людей, что не хотели к ним присоединяться и, при этом, укреплялись недостаточно хорошо; а конспирологи-военные, принимающие за чистую монету слухи о правительстве в бункерах под белым домом, также обшаривали попутно всё, что могли. Правы ли были последние? Кто знает. По крайней мере, это точно было не так важно, чтобы переживать об этом — было правительство или нет — рухнувшему миру было плевать.

— Вы кто, к Дьяволу, такие?! — незнакомец прицелился в подъезжающую машину.

Основное здание Библиотеки Конгресса выглядело более, чем величественно: с запада обычного человека когда-то встречали статуи Нептуна, стоящие в небольшом фонтане; белые, немного потемневшие со временем лестницы были высечены ровно, без единого сучка и задоринки. Тяжёлые, как и само постижение знаний, проверенные и надёжные, они широкими пробелами вели вверх… О, и само здание: над основным его входом — высокими и тёмными дверьми из бронзы — стояли римские колонны, удерживая не только тяжёлую крышу, но и, при правильном освещении, все небеса; куча лепнины — у окон, на стенах; куча резных росписей, покрывшихся пылью, и всё то когда-то было кристально белым — цветом очищения.

Ведь действительно: знания не несут в себе эмоций, не являются порывом чувств — это чистая информация, была и должна быть таковой. «Epistula non erabescit» — бумага не краснеет.

Святая святых переживала явно хорошие для Нового мира времена — она, стараниями Библиотекарей, была обнесена одной, максимально цельной системой заграждений: перед трехметровым железным забором с колючей проволокой на прутьях, что были загнуты в наружную сторону, стояли огромные ежи, препятствующие свободному проезду транспорта; у самой стены с внутренней стороны на расстоянии полуметра, были расположены небольшие возвышения, позволяющие вести огонь по мёртвым, а окна и крыша самого здания служили отличными позициями