Шрифт:
Закладка:
– Я решил заказать полдюжины бюстов для библиотеки в Клёнах и городской гостиной. В случае, если кто-то их разобьёт, у меня будет замена. Мой управляющий и кюре говорят, что пора делать запасы. Вы следите за моей мыслью?
– Стараюсь. – Поль был честен: угнаться за мыслями хозяина дома было непросто. – Мадемуазель, если я правильно понимаю, ваш батюшка имеет претензии к нынешнему Кабинету.
– Разве? – Хозяин дома по-птичьи склонил голову к плечу. – Неужели так трудно понять, что мне не нравятся имитации, а нам взамен одного басконца навязывают двух поддельных.
– Папа! – несчастным голосом произнесла Эжени. – Месье – журналист, он может…
– Прости, курочка, но я скажу. – Маркиз поискал глазами лакея, и тот тотчас подошёл. – Коньяка. Мне и месье. Я отнюдь не поклонник басконца, однако когда из неординарного, но человека делают нечто сверхъестественное, это отдаёт язычеством. Я не желаю ни возносить хвалы кумиру в берете, ни прятаться под стол от вездесущего монстра.
– Тогда, – решил разобраться Дюфур, – для чего вам бюсты?
– Это пока ещё копии с прижизненного изображения. Был человек как человек. Не из лучших, но без него я бы сейчас кромсал кожи и делал из них сбрую, а с учётом всех этих паровозов мне бы грозило банкротство. И это в лучшем случае. Мы могли вообще не родиться или родиться подданными алеманов…
Подошёл лакей с подносом. В бокалах оказалась «Гордость императора», что сделало разговор ещё более занимательным.
– Когда я последний раз пробовал этот напиток, – улыбнулся Поль, – на бутылке было написано «Адель».
– Видимо, – предположил маркиз, – в следующий раз нас обяжут считать Йонну левым притоком Сены. Удивительная нелепость. Курочка, не смотри на меня так. Я прекрасно помню, о чём мы говорили. Нельзя приписывать человеку способность порабощать волю и мысли себе подобных и прозревать будущее на сорок лет вперёд или, если угодно, отдавать ему роль Провидения. Если же это происки дьявола, то бороться с ними дело церкви, а она басконца благословляла, причём неоднократно. Вы читаете «Мнение»?
– Только в случае крайней необходимости.
– Фельетон, где они увязывают принятие конвентом Первой Республики закона о гражданстве с завоеванием империей Алможеды и разделом Этрурии, – не что иное, как нелепость – для людей просвещённых и святотатство – для приверженцев религии…
– Барон де Шавине! – провозгласили от дверей, и мадемуазель вспыхнула. Все стало бы ясно даже без намёков маркиза и репортёров светской хроники, которых Поль, получив приглашение, как следует расспросил. Журналист повернулся навстречу вошедшему депутату, уже целующему руку хозяйке дома. Де Шавине что-то говорил – видимо, извинялся за опоздание; он был элегантен и, увы, недурён.
– Но вы так и не рассказали о капитане де Мариньи, – напомнила о себе Эжени, и опять чуть громче, чем следовало.
– Он предпочитает называть себя Пайе и категорически отказывается быть «де». Ваш родственник заметно выше только что вошедшего господина, у него тёмные волосы и зелёные глаза, он отличный наездник и ещё лучший стрелок…
Депутат де Шавине отнюдь не спешил к ставшей вдруг очень оживлённой мадемуазель. Поль успел описать внешность Анри, немало тому польстив, потом к ним присоединился банкир, и разговор вернулся к так и не спевшему «Моё проклятие тирану!» тенору. Эжени незаметно отошла и немедленно была увлечена в эркер. Пробило одиннадцать, и Дюфур стал прощаться; его особо не удерживали, хоть и просили приходить ещё. Напоследок Поль покосился на эркер: запоздавший депутат что-то говорил мадемуазель, та слушала, опустив глаза, затем пару заслонили. Последний, кого уже с порога видел Поль, был месье Дави. Он дымил сигарой и громко рассуждал о природе василисков.
Глава 4
В том, что «Жизнь» не успокоится, в «Бинокле» никто не сомневался, но утром редакцию ожидал сюрприз. Ядовитый, хоть и не смертельно, ответ мало того что был подписан, его подписал не журналист и даже не издатель, а обретающий всё бóльшую известность депутат Брюн. То ли соратник и правая рука, то ли соперник и завистник Маршана крупным шрифтом объявлял городу и миру, что не боится ни мёртвого императора, ни коррумпированной полиции, ни продажных писак, ни лицемерных политиканов, готовых на любую низость и на любое преступление, чтобы упрочить своё влияние и обокрасть свой народ. Особую пикантность ситуации добавляло то, что в это же утро на привокзальном пустыре нашли зарезанного Гарсию, чего отважный депутат, разумеется, предвидеть не мог.
Подающий надежды радикал оплакивал гибель немолодого легитимиста с достойной лучшего из крокодилов слезливостью и клялся довести дело покойного до конца, стерев с лица земли Басконскую колонну, а вместе с ней – память о тиране и страх перед оным. Брюн довольно изящно намекал, что смертоносный коньяк оказался в кабинете простуженного и потому не различавшего вкуса и запаха де Гюра отнюдь не случайно. В конце депутат задавался вопросом, по-прежнему ли барон Пардон в столице, или же в страхе перед ящерицами бежал в Эрец-Куш, сохранив инкогнито и предоставив отвечать за свои слова живущим на подачки правительства коллегам.
Ниже «Жизнь» поставила «к несчастью, незавершённый памфлет нашего великого Пишана» о яйце басконского василиска, что в навозной куче нынешнего Кабинета высиживает[40] господин премьер. Прерванное поддельным коньяком негодование дополняла карикатура. Художник взял за основу средневековые миниатюры, но сидящая на яйце жаба обрела портретное сходство с главой Кабинета, навоз изображала кипа газет с надписями «Бинокль», «Эпоха», «Сирано» и «Оракул», а голову вылупляющегося чудища вместо петушиного гребня венчал всё тот же знаменитый берет. Дальше следовал комментарий самого Маршана, требовавшего разбить пресловутое яйцо, пока крылья рождённого из него чудовища не скрыли солнце.
– Ага, – удовлетворённо крякнул патрон, – их зацепило крепче, чем думалось. Молодец, Дюфур, мы быстро отыгрываем очки!
– Я бы сказал, уже отыграли и теперь идём в плюсе, – подхватил Жоли. – У нас три возможности ответа. Интервью премьера по ряду злободневных вопросов – за исключением дела Гарсии, само собой, тут довольно информационной заметки; именной памфлет, после которого к нам пожалуют секунданты, или же сообщение от редакции, что к месье Брюну послано.
– Интервью премьера будет уместно после разрешения вопроса, – отсёк первую возможность патрон. – А вот дуэль нам не помешает, как и Брюну, но это уже забота Маршана. Остаётся решить с вызовом. Ответный памфлет привлечёт дополнительное внимание, но читатели чаще симпатизируют оскорблённой стороне, а на данном этапе оскорблены мы.
– Что тебе больше нравится? – Жоли хлопнул Поля по плечу. – Ждать или догонять?
Дюфур неторопливо закурил. В его жизни дуэли случались не раз, и было
