иностранных дел и хорошо служил империи в течение сорока лет. Людвиг Хаугвиц преобразовал внутреннее управление, а Рудольф Хотек реорганизовал экономику. Эти три человека сделали для Австрии то, что Ришелье и Кольбер сделали для Франции; по сути, они создали новое государство, неизмеримо более сильное, чем беспорядочное царство, доставшееся Марии Терезии.

Хаугвиц начал с восстановления императорской армии. Он считал, что она развалилась перед лицом прусской дисциплины, поскольку состояла из независимых частей, собранных и управляемых полунезависимыми дворянами; он предложил и создал постоянную армию в 108 000 человек под единым обучением и центральным контролем. Для финансирования этой армии он рекомендовал обложить налогом дворян и духовенство, а также простолюдинов; дворяне и духовенство протестовали; императрица, не выдержав их гнева, обложила их налогом на имущество и подоходным налогом. Фридрих похвалил своего врага как администратора: «Она привела свои финансы в такой порядок, какого никогда не достигали ее предшественники, и не только возместила хорошим управлением то, что потеряла, уступив провинции королям Пруссии и Сардинии, но и значительно увеличила свои доходы».14 Хаугвиц продолжил координировать законодательство, освободить судебную систему от господства знати и поставить феодалов под контроль центрального правительства. В 1768 году был провозглашен новый единый правовой кодекс — Терезианский свод законов (Theresianische Halsgericht-sordnung).

Тем временем Хотек пытался оживить вялую экономику. Промышленности мешали монополии, выгодные дворянам, и правила гильдий, действовавшие до 1774 года; тем не менее в Линце были шерстяные фабрики с 26 000 работников, Вена преуспела в производстве стекла и фарфора, а Богемия лидировала в металлургической промышленности империи. И Австрия, и Венгрия имели продуктивные шахты; в Галиции были большие залежи соли, а Венгрия добывала золота на семь миллионов гульденов в год. Хотек защищал эти отрасли промышленности тарифами, поскольку Австрии, часто воевавшей, необходимо было обеспечить себя необходимыми товарами; свободная торговля, как и демократия, — роскошь безопасности и мира.

Несмотря на это, империя оставалась аграрной и феодальной. Как и Фридрих, императрица, столкнувшись с войной, не решилась рисковать социальными потрясениями, нападая на укоренившееся дворянство. Она подала хороший пример, отменив крепостное право на своих землях, и навязала надменным магнатам Венгрии указ, наделявший крестьянина правом передвигаться, жениться и воспитывать детей по своему усмотрению, а также обжаловать действия своего господина в окружном суде.15 Несмотря на эти смягчения, крестьянство в Венгрии и Богемии было почти таким же бедным, как и в России. В Вене низшее сословие жило в традиционной бедности, среди господских дворцов, изысканных опер и великолепных церквей, дарящих надежду.

Вена начинала соперничать с Парижем и его окрестностями в королевском великолепии. Шёнбрунн («Прекрасный источник»), расположенный за городом, включал 495 акров садов, разбитых (1753–75) в подражание Версалю, с прямыми высокими изгородями, причудливыми гротами, симметричными прудами, прекрасными статуями работы Доннера и Бейера, «Зверинцем», ботаническим садом и, на холме на заднем плане, «Глориеттой», построенной в 1775 году Иоганном фон Хоэнбергом — колоннадой с аркадами в целомудренном романском стиле. Сам дворец Шёнбрунн, представляющий собой огромное скопление 1441 комнаты, был спроектирован Иоганном Бернхардом Фишером фон Эрлахом в 1695 году, но остался недостроенным в 1705 году; Мария Тереза поручила переделать его Никколо Пакасси; работы были возобновлены в 1744 году и завершены в год смерти императрицы (1780). Внутри находилась Большая галерея длиной 141 фут с потолком в стиле рококо, расписанным Грегорио Гульельми (1761). С весны до осени в Шёнбрунне размещался двор.

Теперь двор насчитывал около 2400 человек. Для ухода за лошадьми и каретами требовалось двести пятьдесят стюардов и конюхов. В общей сложности содержание дворца и его территории обходилось в 4 300 000 гульденов в год.16 Сама императрица практиковала экономию и оправдывала великолепие своего дворца тем, что оно было необходимо для гистрионного царствования. Она компенсировала роскошь своего двора масштабами благотворительности. Поколение спустя мадам де Сталь сообщала об Австрии: «Благотворительные элементы там регулируются с большим порядком и либеральностью; частная и общественная благотворительность направляется с прекрасным духом справедливости… Все в этой стране несет на себе отпечаток родительского, мудрого и религиозного правительства».17

Несмотря на бедность, здесь почти не было попрошаек и сравнительно мало преступлений.18 Люди находили простые удовольствия в том, чтобы обмениваться визитами, тереться локтями на площадях, охлаждать свой жар в тенистых парках, прогуливаться по усаженной деревьями Хаупталлее Пратера, устраивать пикники на природе или, в самом крайнем случае, смотреть на свирепые драки, устраиваемые между голодными животными. Более красивыми были танцы и, прежде всего, формальный менуэт; в нем мужчина и женщина редко касались друг друга, каждое движение подчинялось традициям и правилам и исполнялось сдержанно и грациозно. Музыка была настолько важной частью венской жизни, что ей можно посвятить отдельную главу.

В сравнении с этим литература была посредственной и незрелой. Австрия, находящаяся под сакральным контролем, не принимала участия в движении Sturm und Drang, которое будоражило Германию. Мария Терезия не была покровителем образования и литературы. В Вене не было литературных салонов, не было общения писателей, художников и философов с женщинами, дворянами и государственными деятелями, как во Франции. Это было статичное общество, с очарованием и комфортом старых и расчетливых устоев, спасенное от потрясений революции, но лишенное изюминки сложных идей. Венские газеты, тщательно выверенные цензурой, были скучными препятствиями для мысли, за исключением, пожалуй, «Венской газеты», основанной в 1780 году. Венские театры были отданы опере для аристократии и двора или грубым комедиям для широкой публики. Леопольд Моцарт писал, что «венская публика в целом не любит ничего серьезного и разумного; она даже не в состоянии понять это; и ее театры служат убедительным доказательством того, что ничто, кроме полного мусора, такого как танцы, бурлески, арлекинады, фокусы с привидениями и дьявольские выходки, не пойдет у них на ура».19 Но папа Моцарта был разочарован тем, как Вена приняла его сына.

Над всем этим сонмом актеров, музыкантов, населения, крепостных, баронов, придворных и церковников великая императрица правила с материнской заботой и опекой. Ее супруг, Франциск Лотарингский, был коронован императором в 1745 году, но его таланты склоняли его скорее к бизнесу, чем к управлению государством. Он организовал мануфактуры, снабжал австрийские армии обмундированием, лошадьми и оружием, продавал муку и провиант Фридриху, пока Фридрих вел войну с Австрией (1756),20 и оставил управление империей своей жене. Однако в супружеских отношениях он настаивал на своих правах, и императрица любила его, несмотря на его прелюбодеяния,21 родила ему шестнадцать детей. Она