Упомянутый фон Клаузевиц описывает и другие интересные события. Он говорит, что Бонапарт (в 1812 году) был тайным врагом всей Европы, его силы в этот момент были напряжены до крайности, изнуряющая война держала его на одной стороне (в Испании), а широкая Россия отступала на сотни миль, чтобы ослабить врага. И он констатирует коротко и сухо: российская держава не та страна, которую можно завоевать или держать в оккупации в общепринятом понимании. «Подобную страну можно покорить, только используя её собственную слабость или внутренние раздоры». «Поход 1812 года закончился провалом, так как в стане противника правительство стояло прочно и непоколебимо, так что он и не мог удаться». «Да и как он мог удаться, если император Александр не заключал мира, а его подданные не шли на бунт против него?», – спрашивает он (von Klausewitz, Vom Kriege. S. 596, 613, 615). Современная техника, которая в 1812 году была невозможна, не в состоянии лишить преимущества безграничных просторов и глубины фронта.

Возвращаясь из Москвы, я встретил в Стокгольме своего знакомого генерала Эрнста Линдера, ныне покойного. Из моего дневника за 7.06.1941: «Сказал Линдеру: считаю, что вооружённые силы Советского Союза в других странах недооценивают. Они сильнее, чем полагают. Советский Союз сильнее, чем царская Россия. Сейчас Советский Союз имеет мощную военную промышленность, в то время как Россия в 1914–1918 годы зависела от импорта боеприпасов». В первые дни войны, после нападения Гитлера, Линдер был с визитом в Финляндии. Из моего дневника за 24.06.1941: «У меня генерал Э. Линдер. Он спросил, продолжаю ли я считать так же, как и в Стокгольме в начале июня, что вооружённые силы СССР недооцениваются. Ответил, что мнения своего не изменил».

19 июня 1941 года завтракали в компании бывшего президента Свинхувуда. Беседовали о положении нашей страны. Из моего дневника: «Сказал, что мы пошли вместе с Германией “påvinst och fоrlust” – по пути успеха или поражения. Высказал мнение, что ситуация крайне сложная, и будущее может принести нам совершенно неожиданные повороты».

Заметил, однако, что у финнов преобладает мнение, что Германия вскоре разобьёт Советский Союз.

Гитлер напал на Советский Союз. Он бросился в эту грандиозную авантюру, удачный исход которой, трезво рассуждая, был более чем сомнителен. Говорят, что после неудачной войны с Англией он не имел иного выбора. Он был под давлением обстоятельств, как Наполеон в 1812 году. Главы и руководители государств, как говорят, рабы обстоятельств. Обвал событий, начатый Гитлером, поставил его перед альтернативой «либо – либо». На этот счёт, конечно, можно придерживаться различных мнений, как и в отношении похода Наполеона в 1812 году. Подобные рассуждения – далекоидущий детерминизм. Основой действий Гитлера были его политические планы, в которые было заложено превосходство в силе в Европе, предполагающее сначала войну с западными державами, а затем с Советским Союзом. Ведь речь шла о коренном изменении баланса сил на континенте в пользу Германии. Для подобной борьбы с ведущими мировыми державами Германия была слишком мала и слаба. Ход событий это подтвердил. Политический план Гитлера показал “Mangel an Augenmass für politische Möglichkeiten” – «Отсутствие способности критически оценивать политические возможности», о чём часто говорил и предупреждал Бисмарк.

Если бы Гитлер осознавал неочевидность, а ещё лучше невозможность успеха своего нападения на Россию, по крайней мере, пока он занят войной на Западе, то заметил бы, что идёт по пути, ведущему к краху. Он бы свернул с этого пути, так же, как и Наполеон мог бы избежать российской авантюры. Но это предполагало бы иную политику с его стороны. Почему политика Гитлера не выдержала бы испытания временем? Раздел Польши в XVIII веке объединил Пруссию и Россию на долгое время. Бисмарк считал, что подавление Польши и предотвращение её подъёма – общий важный интерес Пруссии и России. Четвёртый раздел Польши Германией и Советским Союзом и другие действия после договора августа 1939 года также объединяли друзей. Ну и что, подтвердило время успех этой политики? Она удалась не больше, чем политика Гитлера в 1941 году и позднее, которая, подобно политике Наполеона в 1813 году, завершилась катастрофой.

Говорят, это мудрость задним числом. Сошлюсь на уже процитированные мною слова английского историка Сили (Seeley): «Это заблуждение полагать, что если крупные государственные события влекут за собой широкие последствия, то они гораздо нужнее, чем рядовые обычные события. Это заблуждение мешает объективным оценкам».

Исторические события проистекают из других событий, которые являются их причиной и объяснением. Но утверждение, что в истории действует закон безусловной необходимости, на мой взгляд, является преувеличением. Политику Советского Союза в отношении Финляндии после 1939 года можно объяснить. Но утверждать, что она в той форме была безусловно необходимой и поэтому единственно возможной, я бы не стал. То же самое можно сказать о политике Финляндии в отношении Советского Союза. Вряд ли можно согласиться с тем, что фантастические планы Гитлера покорения всей Европы были требованием каких-то законов истории и тем самым необходимыми. Напротив, это была роковая ошибка, как для Германии, так и для всего мира.

В любом случае, моё предположение, что Гитлер будет избегать нападения на СССР, по крайней мере, пока идет война с Англией, оказалось ошибочным. И, напротив, моё мнение относительно неочевидности успеха этого похода было правильным. Азартная игра кажется судьбой завоевателей и игроков в войну. Так было с Наполеоном, так было с Людендорфом весной 1918 года. Только случай – смена правителя в России – спас Фридриха Великого.

Зимой 1941 года появились признаки изменения политики Советского Союза в отношении Финляндии. Советский посланник был отозван в Москву, новым посланником был назначен Орлов, который прибыл в Хельсинки в апреле 1941 года. Я в это время тоже был в Хельсинки, и у меня состоялись два продолжительных разговора с Орловым. Ранее он входил в совместный комитет по возвращению машин и оборудования, и у финских представителей в комитете сложилось о нём положительное впечатление. Наши беседы также оставили у меня позитивное представление о нём. Я заметил, что он стремится, естественно, в рамках имеющихся инструкций, работать в интересах улучшения советско-финских отношений. Да и он сам прямо заявил, что это его серьёзное намерение. Орлов высказал сожаление по поводу моей предстоящей отставки. Мы прошлись по всем открытым вопросам и пришли к общему мнению, что важным является только один – проблема никеля в Петсамо. Он считал, что все остальные вопросы могут быть решены. Орлов даже сказал,