– Первое время он, скорее всего, будет бояться, что сделал неправильный выбор, – сказала Блажка Аламре, седлая для нее лошадь. – Смотри, чтобы он оставался непоколебим. Но… постарайся не допустить, чтобы его жена перерезала ему горло. Или тебе.

Миловидная хилячная невозмутимо улыбнулась.

– За это не стоит переживать. Ключ к мужчине вроде Тарифа Абу Нусара – в его жене. Она и сделает его непоколебимым, так что мне нужно лишь склонить ее на вашу сторону.

Блажка, натянув подпругу, фыркнула.

– Ты пробыла с ним всего полдня. Ты не можешь знать наверняка.

– Скажите мне, вождь, когда вы поднимаете арбалет, сколько времени вам нужно, чтобы понять, что вы попадете в цель?

– Мгновение, – ответила Блажка.

Аламра позволила себе взгляд, полный самодовольства.

Когда зарацены уехали, в ворота вкатилась повозка, набитая сиротами. На облучке сидел Лодырь, управлявший варварами, и рядом с ним – Колючка. Остальные Ублюдки ехали сзади. Овес подъехал, чтобы помочь спуститься Колючке, Муро не отходил от трикрата ни на шаг, будто привязанный.

– Проследи, чтобы всех накормили и заселили, – сказала ему Блажка.

Шакал подошел к ней.

– Я спускался в свои старые покои.

Блажка улыбнулась. Он говорил о подземельях.

– Там уже не так людно, как перед нашим отъездом в Трикрепость, – заключил он.

От этой мысли у Блажки стало кисло во рту.

– О тех, кто явно сулил проблемы, я попросила позаботиться Колпака. Насчет остальных – посмотрим. Надеюсь, кто-нибудь из них поможет нам как следует разобраться с этими пушками.

– Тут и я бы помог, – вызвался Шакал. – Видел, как ими пользуются в Тиркании.

– Хорошо.

– Я бы тоже взглянул, – сказал им через плечо Лодырь, продолжавший распрягать повозку. Закончив, он передал свинов ожидавшему Бекиру и подошел. – На некоторых карнавалах, где я участвовал, тоже использовали немного черного пороха. На одном даже была фальшивая пушка.

– Тогда займитесь вдвоем, – предложила Блажка.

Лодырь взглянул на Шакала.

– Давай сходим посмотрим чуть позже? Мне нужно смыть пыль из горла.

– Вино и огневые смеси. – Шакал хихикнул. – Жду не дождусь.

– Ну, я имел в виду воду, но если хочешь, чтобы стало поинтереснее…

– Давай… начнем на ясную голову, а там посмотрим, как пойдет.

– Договорились. Вождь. – Лодырь кивнул Блажке, хлопнул Шакала по плечу и зашагал прочь.

– Осторожно, Шак, – сказала Блажка, когда тертый отошел достаточно далеко. – Рядом с ним и с Тарифом, Овес может приревновать.

Он отмахнулся.

– Овес такой же, как мы все. Повидал уже шлюх на своем веку. К тому же любой, кто приревнует к потерявшему то, что потерял Лодырь… должен быть чертовски мелочным сыном тяжака.

Блажка ответила на его улыбку. Она ненавидела то, что Шакал так долго отсутствовал, но ей нравилось, каким его сделал мир.

На следующее утро Блажка с восходом солнца вышла на крышу цитадели. Посмотрев на север, она сощурила правый глаз от яркого света. Она никогда не любила рассветы – они всегда приносили одно и то же искушение. Ее тянуло все бросить, и эта тяга подпитывалась трудностями, что сопровождали ее жизнь. Она ненавидела себя за это желание – поддаться слабости. Она ненавидела себя почти так же сильно, как ненавидела Ваятеля, и Мането, и Шишака, и всякого прочего урода, который заставил ее сомневаться в том, что она заслужила свое место в этом бесплодном краю. Вот и сейчас наступил очередной такой день.

Блажка посмотрела на зубец стены перед собой. И выпростав руку, ударила по кладке. Когда она отняла кулак, посыпалась известка и обломки камней. Она проследила за тем, как ветер сдул пыль с костяшек пальцев, унося ее прочь. Теперь она могла так же легко разбить любого врага. И все равно восход будил в ней старые желания. Призывал бросить эту жизнь, что проходила на грани непреодолимого.

Дорога, оставшаяся позади, была усеяна болью, сомнениями и жестокостью. Каждый шаг по ней служил вызовом. И все же она привела Блажку к такой власти, что ей больше не стоило бояться ни одного живого существа. Но как же ее собственный народ? Защищать его, сражаться за него – было чудовищно трудной задачей. Она могла сокрушить их врагов, но осколки стольких битв все равно были способны уничтожить тех, кого она любила, и оставить ее на коленях перед кучей их трупов. Ее сила никак не могла облегчить бремя заботы о стольких жизнях. Дорога впереди пугала ее, но она не могла поделиться своим страхом с теми, кого ей предстояло вести.

Только не с ними.

Блажка подошла к голубятне, расположенной на вершине цитадели, и широко распахнула дверцу. Птицы, сидевшие внутри, их было не меньше двух дюжин, суетливо взмыли в воздух. Все полетели на север, каждая с одинаковым посланием. Блажка написала его столько раз, что выучила наизусть.