Филипп Бургундский не разделял личной преданности герцога Анжуйского к авиньонскому Папе. Его гораздо меньше интересовали Гасконь и дела Пиренейского полуострова. Его интересы были сосредоточены на севере, где он намеревался восстановить власть Людовика Мальского во Фландрии. Филипп никогда не проявлял откровенной враждебности к Англии, как его старший брат герцог Анжуйский. В долгосрочной перспективе он понимал, что для эффективного контроля над наследством своей супруги в Нидерландах необходимо заключить соглашение с Англией.

Первой проблемой герцога Бургундского стало финансовое положение французского государства, которое Людовик Анжуйский оставил нерешенным. Частичное восстановление налоговой системы, проведенное Генеральными Штатами Лангедойля в начале года, потерпело неудачу. После заминки поток поступлений, по-видимому, составил около десятой части от ожидаемых сумм[625]. Постоянная армия в 6.000 человек, которую предполагали содержать делегаты Генеральных Штатов, так и не была создана. Кроме обороны Нанта в январе 1380 года, в которой участвовали лишь ограниченные силы, после восшествия короля на престол не было ни одного значительного военного предприятия. В значительной степени проблема заключалась в сокращении географической территории, с которой теперь взимались королевские налоги. Поскольку попытка ввести королевское налогообложение в Бретани была отменена, доходы южной и центральной Франции были зарезервированы за герцогом Беррийским, Бургундия поддерживала все более роскошный образ жизни своего герцога, а доходы провинций по Луаре были направлены на итальянскую кампанию герцога Анжуйского. Практически все бремя борьбы с англичанами должны были нести налогоплательщики очень ограниченного региона: Парижа, Иль-де-Франс, Нормандии, Пикардии и Шампани. Население этих провинций составляло, возможно, треть всего населения Франции, там же располагались самые плодородные сельскохозяйственные районы и большинство богатейших городов. Но это были также наиболее политически организованные регионы Франции, где оппозиция королевскому налогообложению после смерти Карла V была наиболее сильной.

14 января 1382 года купеческий прево и представители Парижа были вызваны в Венсен, где находился королевский двор. По прибытии они предстали перед королем, его дядями и остальными членами королевского Совета. Парижанам сказали, что король требует от них вернуть все налоги, действовавшие до смерти Карла V, те попросили время на размышление. Им дали один день. Когда они, 16 января, вернулись в Совет, их по одному вводили в зал и требовали дать свой ответ, не сообщая, что ответили другие. Покорные парижане подчинились. На следующий день Совет опубликовал новые налоги. Но правительству требовалось время, чтобы подготовить общественное мнение. С 1 марта 1382 года налог с продажи вина и других товаров, должен был быть восстановлены по ставкам, действовавшим при Карле V. Габель должен был быть вновь собираться по повышенной ставке. Столь же бесцеремонные, но менее известные переговоры велись в провинциях Лангедойля с тем же результатом. Но весть о случившемся постепенно распространилась по столице, а затем из города в город по всей северной Франции. В течение следующих шести недель, пока правительство искало налоговых сборщиков, в северных городах росла напряженность, каждый ждал, что предпримут другие[626].

В течение ужасной недели, когда Лондон находился под контролем Уота Тайлера и повстанцев, Мишель Пинтуан, будущий кантор аббатства Сен-Дени и официальный историк Карла VI, находился в Англии по финансовым делам своей семьи. Убийство архиепископа Садбери стало известно его маленькой группе французов в тот же день, когда оно произошло. Кто-то сказал: "Я говорю вам, что в скором времени во Франции произойдут еще более ужасные вещи, чем эти". "Не дай Бог, чтобы Франция была осквернена такими ужасами", — ответил глубоко потрясенный Пинтуан. Однако его собеседник оказался лучшим пророком.

Насилие началось в Руане. Крупнейший после Парижа город королевства, Руан жил в основном за счет судостроения и производства грубой шерстяной ткани — трудоемких отраслей, переживавших упадок. Город страдал от тех же проблем, что и текстильные города Фландрии: высокий уровень безработицы, масштабная миграция из сельской местности, растущее социальное расслоение. Напряженность усугублялась жестким контролем, осуществляемым богатыми церковными корпорациями, владевшими большей частью города, и мелким купеческим патрициатом, главенствовавшим в коммуне, — двумя группами, которые вызывали недовольство низших слоев населения и, как известно, враждовали друг с другом. 24 февраля 1381 года, за неделю до вступления в силу новых налогов, группа людей во главе с торговцем мануфактурой Жаном ле Гра звоном большого колокола на городской ратуше, призвала население к оружию. Их единомышленники закрыли ворота города, чтобы никто не смог покинуть его, и открыли тюрьмы. На улицы вышла огромная толпа состоявшая из беднейших слоев населения города, la merdaille (отбросов), как назвал их местный хронист. Их главными целями были богатые горожане: ведущие оптовые торговцы, евреи, члены городского Совета прошлого и настоящего, богатейшие церкви и сборщики габеля. Жертв было немного, в отличии от разрушений. Монастырь францисканцев был заполнен беженцами, поскольку их дома были разгромлены, мебель разбита, а припасы разграблены. Мародерство продолжалось весь день и всю следующую ночь, пока ополчение, состоящее из зажиточных домохозяев и членов гильдий, наконец, не опомнилось и не восстановило порядок. После этого горожане начали использовать наступивший хаос в своих интересах, сводя с друг другом старые счеты. Собор и аббатство Сент-Уэн были захвачены, их архивы и документы сожжены, а монахи вынуждены были поставить свои подписи под актом, подтверждающим их отказ от рент, исков, прав и привилегий. Однако без подписи самого аббата подобный документ был бы недействителен, и толпа рассыпалась по всему монастырю, пытаясь его разыскать. Наконец, в руки восставших попал коадъютор монастыря, который указал, что престарелый и тяжелобольной аббат находится в одном из монастырских поместий — Биореле. Толпа бросилась туда, разломав по дороге несколько монастырских виселиц, наконец, криками и угрозами вынудила старика выйти из своей кельи и подписать всё, что от него требовалось. Знаменитая Нормандская хартия, полученная от короля Людовика X во время восстания 1315 года, которая приобрела символическое значение, намного превышающее ее юридическую силу, была принесена на кладбище Сент-Уэн, обычное место городских собраний, и чиновники и церковники неохотно поклялись соблюдать ее. Гарель (от восклицания "Haro!" — "Ко мне!, Ату!"), как стали называть восстание в Руане, продолжалось всего три дня[627].

Первой реакцией герцога Бургундского на новости из Руана стало решение о проведении силовой операции. 1 марта молодой король в сопровождении своего дяди и сеньоров де Куси и д'Альбре отправился из Венсена с вооруженным эскортом, чтобы запугать руанцев, пока их пример не распространился на столицу. Они добрались только до Сен-Дени, когда стало ясно, что уже поздно. Ранним утром, когда сборщики налога с продаж прибыли на рынок Ле-Аль, чтобы приступить к  своим обязанностям, там уже собралось около 500 разъяренных молодых людей, ищущих неприятностей. Первым торговцем, которого попросили отчитаться по налогу, была пожилая женщина, продававшая кресс-салат. Когда они подошли к ее прилавку, на сборщиков напали, нанесли им множество побоев и бросили умирать. Толпа, уже вкусившая крови, вылилась с рыночной площади на улицу Сен-Дени и распространилась по узким улочкам, выкрикивая оскорбления, собирая на ходу сочувствующих и увлекая за собой прохожих. В течение короткого времени на улицах оказалось несколько тысяч