бунтовщиков. Они сошлись на Гревской площади в поисках оружия. За несколько лет до этого, когда Парижу угрожало нападение англичан, Гуго Обрио создал в ратуше Отель-де-Виль большой запас боевых молотов (maillet) древкового дробящего оружия, функционально аналогичного булаве. Толпа выломала двери здания, ворвалась в башню, где хранились молоты, и раздала их толпе на улице: отсюда и название Молотобойцы (maillotins), которое впоследствии было присвоено повстанцам. Как и в Руане, восстание было начато бедняками происходившими в основном из массы молодых подмастерьев и безработных, недавних мигрантов из деревень, нищих и преступников. Это были popolo minuto (маленькие люди), по словам флорентийского купца Бонаккорсо Питти, который в то время находился в Париже и хорошо помнил восстание флорентийских чомпи (ciompi) произошедшее четырьмя годами ранее.

Вооружившись боевыми молотами, толпа пронеслась по правобережным кварталам столицы, круша дома и врываясь в церковные сокровищницы. Первыми жертвами стали чиновники, отвечавшие за сбор налогов. Сборщиков налогов, которых видели на улицах, убивали на месте. Других вытаскивали их их домов или из церквей где те искали спасения у алтарей. Затем толпа обратила свой гнев против богатых буржуа: ростовщиков, королевских судей и чиновников. Все они успели бежать, а их дома были разгромлены и разграблены. Особняк герцога Анжуйского был захвачен и превращен в штаб лидеров толпы. Некоторые из бунтовщиков направились в еврейские кварталы, разграбили дома, уничтожили записи и залоги и убили тех, кто не объявил о своем переходе в христианство. Силы правопорядка бездействовали. Королевский прево, епископ Парижа, купеческий прево и оставшиеся в городе члены королевского Совета бежали с тем имуществом, которое смогли унести. Только старый бретонский рутьер Морис де Трезегиди, бывший королевским капитаном Парижа, попытался остановить насилие, но его люди были быстро перебиты, а гарнизон заперся в Большом Шатле

Король с сопровождающими к этому времени повернул обратно к Венсену. Герцог Бургундский, сопровождаемый канцлером, сеньором де Куси и небольшой группой чиновников, поскакал к воротам Сент-Антуан в восточной части города, чтобы выяснить, что происходит. Из ворот вышла группа парижан, чтобы поговорить с герцогом. Эти люди были видными членами парижских гильдий. Им нечего было сказать в защиту бунтовщиков, и они, конечно, не могли говорить от их имени. Но они так же были враждебно настроены по отношению к новым налогам и надеялись путем посредничества между мятежной толпой и правительством добиться уступок. Они выдвинули герцогу три требования: немедленная отмена всех налогов, введенных с начала века; освобождение четырех горожан, арестованных за организацию сопротивления налогам в феврале, и амнистия для участников событий этого дня. Позже тем же утром Совет собрался в Венсенском замке, чтобы рассмотреть эти требования и решил, что компромисса не будет, и что король не уступит ничего, кроме освобождения четырех горожан. Когда об этом сообщили лидерам толпы, произошел новый взрыв насилия. Молотобойцы направились к Шатле, резиденции королевского прево и символу королевской власти в городе. Они выломали ворота и открыли камеры где содержались арестованные, а сержанты охраны бежали, спасая свои жизни. Затем настала очередь других городских тюрем, большинство из которых принадлежали епископу и крупным аббатствам. Они были открыты, а их узники выпущены на улицы[628].

Внутри стен зажиточные горожане и гильдии уже начали восстанавливать контроль над городом. Городское ополчение было вооружено и передано под командование капитанов гильдий. В течение ночи и следующего дня ополчение постепенно восстанавливало контроль над улицами, по мере того как возбуждение толпы пошло на убыль. Но, как заметил проницательный наблюдатель Бонаккорсо Питти, как только муниципалитету удалось прекратить насилие на улицах, он просто взял дело мятежников в свои руки. Все городские ворота были заперты и началась торговля с правительством по поводу налогов. Со своей стороны, Совет в Венсене продолжал оказывать сопротивление. Королевские войска были посланы занять мост Шарантон, расположенный вверх по течению от города и остановить речной транспорт, перевозивший в город продовольствие. Герцог Бургундский созвал своих бургундских вассалов. Ходили слухи, что Иоанн IV Бретонский и даже Людовик Анжуйский направляются с войсками, чтобы подавить сопротивление столицы. Демонстрация силы отвечала авторитарному характеру Филиппа Бургундского, и он вполне мог задумываться об этом. Но это было уже нереально. Когда весть о восстании в Париже распространилась по северным провинциям, новые налоги были отвергнуты повсеместно. В Амьене, где времена жестоких фракционных конфликтов 1358 года не были забыты, люди ходили по улицам, выкрикивая слова поддержки парижским бунтовщикам. В Дьеппе городские ворота были закрыты перед сборщиками налогов. В Фалезе в Нормандии бунтовщики разгромили аукцион по продаже должности сборщика налогов по округу. В Кане сборщиков оскорбляли и избивали. Разъяренные толпы вышли на улицы в Орлеане и Реймсе. Подобные сцены разыгрались и в других городах севера страны. Правительство все же было вынуждено пойти на уступки. 4 марта 1382 года Совет объявил о временной отмене налогов и частичной амнистии для бунтовщиков. Парижане, со своей стороны, согласились подчиниться посредничеству Парижского Университета и выдать, 1 марта, сорок главарей мятежа, которые были арестованы городским ополчением и заперты в Шатле. Их обезглавливали или вешали у ворот города небольшими группами в течение последующих дней, пока угроза возникновения новых беспорядков не заставила приостановить казни[629].

Противостояние с Парижем позволило правительству преподать урок менее грозным противникам. 17 марта 1382 года король и герцог Бургундский во второй раз выехали из Венсена в Руан. Через две недели, 29 марта, ворота Руана были распахнуты и король со свитой, въехали в город в доспехах и с мечами в руках. В Руане были казнены только двенадцать главарей. Но буржуа, которые пытались использовать народное насилие, были усмирены. Муниципалитет был упразднен, а его полномочия переданы королевскому бальи. Городские колокола и герб были конфискованы. На город был наложен штраф в размере 100.000 франков, почти половина которого была фактически исполнена[630].

Власть короны была поддержана. Но вопрос о налогообложении остался нерешенным. Не было предпринято никакой попытки созвать Генеральные Штаты, которые показали свою неэффективность в 1380 году. Вместо этого в апреле 1382 года была созвана серия провинциальных ассамблей, начиная с пяти бальяжей Шампани и Пикардии. Их представители собрались перед королем и его министрами в Компьене. Председатель Парижского Парламента Арно де Корби, как и большинство юристов XIV века, отличавшийся глубоким консерватизмом и авторитарностью, изводил делегатов речами об отчаянном положением государственных финансов. Но самое большее, на что делегаты соглашались, — это посоветоваться со своими избирателями. В итоге четыре из пяти бальяжей отказались от предоставления субсидий. Пятый бальяж, Санс, согласился на введения налога с продаж, который оказалось невозможно собрать. Принятие требований короля в Амьене, единственном городе, чьи дебаты записаны, позволяет предположить, что проблема заключалась не столько в принципе налогообложения, сколько в его распределении среди населения. В Амьене с пониманием признали нужды короля и возможно, народ поддержал бы введение прямого налога, который не ложился бы в основном на бедных, но это было неприемлемо для купеческой