929 Следующая медитация (о воде) уже опирается не на какое-то чувственное впечатление, но посредством активного воображения создает образ отражающей водной поверхности, от которой, что известно по опыту, прекрасно отражается солнечный свет. Теперь можно вообразить, что вода превращается в «светящийся и прозрачный» лед. Благодаря этой процедуре нематериальный свет солнечного образа трансформируется в субстанцию воды, каковая затем обретает плотность льда. Очевидной целью видения выступают конкретизация и овеществление плода фантазии, который замещает физическую природу знакомого нам мира. Иная действительность созидается, так сказать, из вещества души. Лед, обладающий от природы голубоватым цветом, видоизменяется в ляпис-лазурь, твердую камневидную субстанцию, в «блестящее и прозрачное» основание. Возникает не подверженная изменениям, полностью реальная опора. Это голубое прозрачное основание подобно стеклянному озеру, сквозь прозрачные слои которого взгляд свободно проникает в глубины.

930 Далее из глубин проступают «золотые знамена», как сказано в тексте. Нужно отметить, что санскритское слово dhvaia означает не только стяг, оно имеет более общее значение «знака» и «символа». То есть можно с уверенностью говорить о появлении «символов». Очевидно, что символ, растянутый «по восьми граням с восьми сторон», представляет собой начертание системы из восьми лучей. Как говорится в тексте, он «поддерживает хрустальную землю». Система сверкает как «тысяча коти солнц». Сияющий отпечаток солнца на глазнице существенно увеличил свою светимость и приобрел безмерную яркость. Диковинные образы «золотых шнуров», что сетью разбросаны по системе, предположительно означают ее взаимосвязанность и закрепленность: система уже не может распасться. К сожалению, в тексте ничего не говорится о возможных осечках при применении этого способа, о распадении системы в результате ошибки. Но возмущения такого рода в ходе воображения не являются чем-то неожиданным для знатоков и случаются довольно часто. Неудивительно поэтому, что в этом йогическом видении для закрепления образа предусмотрены золотые канаты.

931 Хотя в тексте прямо не сказано, система восьми лучей уже относится к владениям Амитабхи. Там растут чудесные деревья, как и подобает райской обители. Особая важность придается водам во владениях Амитабхи. В соответствии с октогональной системой они распределены по восьми озерам. Источником этих вод выступает центральный драгоценный камень Чинтамани, «жемчужина желаний», символ «труднодостижимого сокровища»[894] и наивысшей ценности. В китайском искусстве он предстает лунным образом, который часто связывается с драконом[895]. Чудесные звуки вод составляют две пары противоположностей, выражающих основные догматические истины буддизма: страдание и не-существование, изменчивость и не-Я. Всякое бытие полно страдания, а все, что цепляется к «Я», преходяще. От всех заблуждений освобождают учения о не-бытии и о бытии не-Я. Журчащая вода в некотором роде подобна учению Будды как таковому; это освобождающая вода мудрости, aqua doctrinae (вода вероучения) по выражению Оригена. Источником этих вод и несравненной жемчужиной является Татхагата, то есть сам Будда. Отсюда проистекает воображаемая реконструкция образа Будды: вместе с его возвышением в возбужденной психике йогина появляется понимание того, что Будда есть не кто иной, как сам медитирующий. Из «собственных сознания и помыслов» возникает не только образ Будды, но и душа, созидающая эти мысленные образы; она и есть сам Будда.

932 Образ Будды помещен в круглый лотос, в центр восьмиугольной земли Амитабхи. Будда наделен великим состраданием, посредством которого он «улавливает все существа», в том числе медитирующего, то есть саму внутреннюю сущность Будды, которая проступает и выявляется в видении как самость медитирующего. Последний испытывает себя как единственно сущего, как высшее сознание, даже как Будду. Для достижения этой цели и нужен весь этот трудный путь духовных упражнений по реконструкции, призванной помочь освободиться от искажающего «Я»-сознания, что причастно к полной страданий иллюзии мира; человек должен достичь иного полюса души, при достижении которого мир как иллюзия исчезает.

* * *

933 Наш текст вовсе не является музейной древностью: в других подобных текстах и во многих других формах все вышеописанное живо в душе индийцев. Эти формы пронизывают их сердца до мельчайших деталей, и такая жизнь кажется европейцам совершенно чуждой. Индийская душа была сформирована и воспитана не буддизмом, а йогой. Сам буддизм есть порождение духа йоги, которая много старше и универсальнее той исторической реформы, которую осуществил Будда. С этим духом так или иначе должен сдружиться всякий, кто стремится понять изнутри индийские искусство, философию и этику. Наше привычное понимание, основанное на наружном, внешнем, здесь отказывает, безнадежно расходится с сутью индийского духа. Но в особенности мне хочется предостеречь от столь частых ныне попыток подражания восточным практикам. Как правило, из этого не выходит ничего хорошего, кроме искусственного отступления нашего западного рассудка. Конечно, если человек готов во всем отказаться от Европы и действительно сделаться йогином, со всеми вытекающими из этого факта этическими и практическими последствиями, если он готов сидеть в позе лотоса на шкуре газели под пыльным баньяном и проводить свои дни в безмятежном не-бытии, то по поводу такого человека я буду вынужден признать, что он постиг йогу на индийский манер. Но тому, кто на это не способен, не следует даже притворяться, будто он понимает йогу. Он не может и не должен отрекаться от своего западного рассудка; напротив, должен его укреплять, чтобы опытным путем, без подражательства и обезьянничанья, усвоить из йоги ровно столько, сколько вообще возможно для нашего рассудка. Ведь тайны йоги значат для индийца столько же, или даже больше, сколько значат таинства христианской веры для нас; мы не позволяем чужакам смеяться и осквернять наше mysterium fidei (таинство веры), и нам не пристало недооценивать или принимать за абсурдные заблуждения эти диковинные индийские представления и практики. Тем самым мы лишь закроем себе доступ к разумному их пониманию. Правда, у себя в Европе мы настолько далеко зашли по этому пути, что даже духовное содержание христианских догматов в ощутимой степени скрылось за рационалистическим и «просвещенческим» туманом. Поэтому мы с такой легкостью недооцениваем все то, что нам незнакомо и непонятно.

934 Если мы вообще хотим что-либо понять, это возможно для нас только по-европейски. Да, многое постигается сердцем, но разуму трудно угнаться за ним с интеллектуальными формулировками, чтобы придать понятому подобающее выражение. Присутствует также и постижение в уме, в особенности посредством научного разума, где остается мало места для сердца. Самому читателю мы предоставляем решать, пользоваться ли одним или другим способом, а сами попробуем обратиться сначала к уму, чтобы отыскать или перекинуть мостки между йогой и европейским ее пониманием.

935 Для этого придется вернуться к рассмотренным выше символам и на сей раз изучить их смысловое содержание. Солнце, с которого начинается этот символический ряд, есть источник