сотню подобных случаев и научился не беспокоиться о них. Реку переплыли, нашли тело, проткнутое в девяти местах; очевидно, на молодого герцога напали несколько человек. Александр был так сломлен горем, что закрылся в отдельной комнате и отказался от еды, а его стоны были слышны на улице.

Он приказал найти убийц, но, возможно, вскоре смирился с тем, что дело так и останется загадкой. Тело было найдено неподалеку от замка Антонио Пико делла Мирандола, чью хорошенькую дочь якобы соблазнил герцог; многие современники, например мантуанский посол Скалона, приписывали смерть бандитам, нанятым графом; и это объяснение до сих пор остается самым вероятным.49 Другие, в том числе флорентийский и миланский послы в Риме, приписывали преступление какому-то члену клана Орсини, в то время враждовавшему с Папой.50 Некоторые скандалисты утверждали, что Джованни занимался любовью со своей сестрой Лукрецией и был убит прислужниками ее мужа Джованни Сфорца.51 В то время никто не обвинял Цезаря Борджиа. Двадцатидвухлетний Цезарь, очевидно, был в лучших отношениях с братом; он был кардиналом и двигался по своей собственной линии; только через четырнадцать месяцев он обратился к военной карьере; он не извлек никакой выгоды из смерти брата; он вряд ли мог предположить, что Джованни оставит его по дороге домой из Ваноццы. Александр, не подозревая Цезаря, назначил его душеприказчиком Джованни. Первое известное упоминание о Цезаре как о возможном убийце встречается в письме феррарского посла Пиньи от 22 февраля 1498 года, через восемь месяцев после события. Только после того, как Цезарь показал свой характер во всей его безжалостной силе, народное мнение связало его с преступлением; тогда Макиавелли и Гвиччардини согласились возложить вину на него. Возможно, он был способен на это на более позднем этапе своего развития, если Джованни противостоял ему в какой-то жизненно важной политике; но в этом конкретном убийстве он был почти наверняка невиновен.52

Когда Папа вновь обрел самообладание, он созвал консисторию кардиналов (19 июня 1497 года), принял их соболезнования, сказал, что «любил герцога Гандии больше всех на свете», и приписал этот удар — «самый тяжелый, который мог постигнуть» его — Богу в наказание за его грехи. Он продолжил: «Мы, со своей стороны, намерены исправить свою жизнь и реформировать церковь….. Отныне бенефиции будут даваться только достойным людям и в соответствии с голосами кардиналов. Мы отказываемся от всякого кумовства. Мы начнем реформу с себя, и так пройдем по всем ступеням Церкви, пока вся работа не будет завершена».53 Для разработки программы реформы был назначен комитет из шести кардиналов. Он усердно трудился и представил Александру буллу о реформе, настолько превосходную, что если бы ее положения были приведены в исполнение, они могли бы спасти Церковь как от Реформации, так и от Контрреформации. Но когда перед Александром встал вопрос о том, как доходы папства, без платы за церковные назначения, могут финансировать папское правительство, он не нашел приемлемого ответа. Тем временем Людовик XII готовил второе французское вторжение в Италию, и вскоре Цезарь Борджиа предложил отвоевать папские государства у их непокорных «викариев». Мечта о мощной политической структуре, которая дала бы Церкви физическое и финансовое влияние на мятежный и изменчивый мир, поглотила дух Папы; он откладывал реформы со дня на день; наконец, он забыл о них под впечатлением от успехов сына, который завоевывал для него королевство и делал его королем во всех смыслах.

IV. КЕЗАРЬ БОРГИЯ

У Александра было много причин гордиться своим теперь уже старшим сыном. Цезарь был светловолос и бородат, как и многие италийцы, остроглаз, высок и прям, силен и не ведал страха. О нем, как и о Леонардо, рассказывали, что он мог голыми руками свернуть подкову. Он дико скакал на резвых лошадях, собранных для его конюшни; на охоту он ходил с жадностью гончей, нюхающей кровь. Во время юбилея он поразил толпу, обезглавив быка одним ударом во время боя быков на римской площади; 2 января 1502 года во время официальной корриды, устроенной им на площади Сан-Пьетро, он въехал в загон вместе с девятью другими испанцами и в одиночку атаковал пикой более свирепого из двух быков, выпущенных на волю; Раздевшись, он некоторое время играл на тореро; затем, достаточно доказав свою храбрость и мастерство, он оставил арену профессионалам.54 Он ввел этот вид спорта в Романье, а также в Риме; но после того, как несколько матадоров-любителей получили раны, он был отправлен обратно в Испанию.

Считать его людоедом — значит сильно заблуждаться. Один из современников назвал его «молодым человеком большого и непревзойденного ума и прекрасного нрава, жизнерадостным, даже веселым и всегда в хорошем расположении духа»;55 Другой описывал его как «намного превосходящего по внешности и остроумию своего брата герцога Гандийского».56 Мужчины отмечали его изящество манер, простую, но дорогую одежду, властный взгляд и атмосферу человека, чувствующего, что он унаследовал весь мир. Женщины восхищались им, но не любили его; они знали, что он легко относится к ним и легко отбрасывает их в сторону. Он изучал право в университете Перуджи, и этого было достаточно, чтобы отточить природную проницательность его ума. Он не жалел времени на книги и «культуру», хотя, как и все, время от времени писал стихи; позже он завел в своем штате поэта. Он был разборчив в искусстве; когда кардинал Раффаэлло Риарио отказался купить амура, потому что это был не антиквариат, а работа неизвестного флорентийского юноши Микеланджело Буонарроти, Цезарь дал за него хорошую цену.

Он явно не был создан для церковной карьеры, но Александр, имея в своем распоряжении епископства, а не княжества, сделал его архиепископом Валенсии (1492), а затем кардиналом (1493). Никто не воспринимал такие назначения как религиозные; они служили средством обеспечения дохода для молодых людей, имевших влиятельных родственников, которых можно было подготовить к практическому управлению церковным имуществом и персоналом. Цезарь принимал мелкие ордена, но так и не стал священником. Поскольку каноническое право не допускало бастардов к кардинальскому званию, Александр в булле от 19 сентября 1493 года объявил его законным сыном Ваноццы и д'Ариньяно. Это было неудобно тем, что в булле от 16 августа 1482 года Сикст IV назвал Цезаря сыном «Родриго, епископа и вице-канцлера». Публика подмигивала и улыбалась, привыкшая к тому, что юридические выдумки прикрывают несвоевременные