жизнью. Как и большинство людей, совершенно ортодоксальных в богословии, он был совершенно мирским в поведении. Похоже, он чувствовал, что в его обстоятельствах папству нужен государственный деятель, а не святой; он восхищался святостью, но считал, что она принадлежит монашеству и частной жизни, а не человеку, вынужденному на каждом шагу иметь дело с хитрыми и корыстными деспотами или беспринципными и вероломными дипломатами. В итоге он перенял все их методы и самые сомнительные приемы своих предшественников на папском престоле.

Нуждаясь в средствах для своего правительства и войн, он продавал должности, забирал поместья умерших кардиналов и в полной мере использовал юбилей 1500 года. Снисхождения и разводы давались как выгодные части политических сделок; так, король Венгрии Ладислав VII заплатил 30 000 дукатов за аннулирование своего брака с Беатриче Неаполитанской; если бы Генрих VIII имел дело с таким Александром, он бы до конца оставался защитником веры. Когда юбилей грозил обернуться финансовым разочарованием, поскольку потенциальные паломники оставались дома, опасаясь грабежей, моровой язвы или войны, Александр, не желая быть обманутым и следуя папским прецедентам, издал буллу (4 марта 1500 года), в которой подробно описал, за какие деньги христиане могут получить юбилейную индульгенцию, не приезжая в Рим, за какую цену кающиеся могут получить отпущение грехов от кровосмесительных браков и сколько должен заплатить клирик, чтобы получить прощение симонии и «неправильности».39 16 декабря он продлил юбилей до Богоявления. Сборщики обещали плательщикам, что средства, собранные к юбилею, будут использованы в крестовом походе против турок; обещание было выполнено в случае польских и венецианских сборов, но Цезарь Борджиа использовал юбилейные поступления для финансирования своих кампаний по восстановлению папских государств.40

Чтобы еще больше отпраздновать юбилей, Александр (28 сентября 1500 года) учредил двенадцать новых кардиналов, за назначение которых заплатили в общей сложности 120 000 дукатов; причем эти повышения, по словам Гиччардини, были сделаны «не из тех, кто имел наибольшие заслуги, а из тех, кто предложил больше денег».41 В 1503 году он назначил еще девять кардиналов за соразмерную цену.42 В том же году он создал ex nihilo восемьдесят новых должностей в курии, и эти места, по словам враждебного венецианского посла Джустиниани, были проданы по 760 дукатов за каждое.43 Один сатирик прикрепил к статуе Пасквино (1503 г.) жгучую пасквинаду:

Вендит Александр Клавес, Алтария, Кристум; vendere iure potest, emerat ipse prius44 —

«ключи, алтари, Александр продает и Христос; с правом, поскольку он заплатил за них».

По каноническому праву имущество, оставленное экклезиастом после его смерти, возвращалось Церкви, за исключением случаев, когда Папа мог разрешить иное.45 Александр регулярно давал такие послабления, за исключением случаев с кардиналами. Под давлением со стороны победоносного, но жадного до денег Цезаря Борджиа, Александр сделал общим принципом присвоение состояний, оставленных высокопоставленными церковниками; таким образом в казну поступали значительные суммы. Некоторые кардиналы ускользали от Папы, делая крупные подарки в ожидании смерти, а некоторые при жизни сознательно растрачивали огромные суммы на свои погребальные памятники. Когда умер кардинал Мичиэль (1503 г.), его дом был немедленно очищен от богатств агентами Папы, которые, если верить Джустиниани, выручили 150 000 дукатов; Александр жаловался, что только 23 832 были наличными.46

Откладывая более подробное рассмотрение предполагаемых отравлений Александром или Цезарем Борджиа высокопоставленных церковников, которые умирали слишком долго, мы можем условно принять вывод последних исследований: «Нет никаких доказательств того, что Александр VI кого-либо отравил».47 Это не совсем оправдывает его; возможно, он был слишком умен для истории. Но он не мог избежать сатириков, памфлетистов и других остроумцев, которые продавали свои смертоносные эпиграммы его противникам. Мы видели, как Саннадзаро изводил папу и сына смертоносными двустишиями во время раздоров между папством и Неаполем. Инфессура служил Колонне своим скандальным пером; а Джеронимо Манчионе стоил полка баронам Савелли. Александр, в рамках своей кампании против знати Кампаньи, издал в 1501 году буллу с подробным описанием преступлений и пороков Савелли и Колонны. Ее преувеличения были превзойдены в знаменитом «Письме к Сильвио Савелли» Манчионе, в котором рассказывалось о пороках и преступлениях Александра и Цезаря Борджиа. Этот документ был широко распространен и во многом способствовал созданию легенды об Александре как о чудовище извращений и жестокости.48 Александр победил в битве мечей, но его благородные враги, не сдерживаемые его врагом папой Юлием II, победили в битве слов и передали свое представление о нем в историю.

Он слишком мало обращал внимания на общественное мнение и редко отвечал на клевету, которая так безжалостно умножала реальность его недостатков. Он был полон решимости построить сильное государство и считал, что это невозможно сделать христианскими средствами. Его использование традиционных инструментов государственного управления — пропаганды, обмана, интриг, дисциплины, войны — должно было оскорбить тех, кто предпочитал христианскую церковь сильной, и тех, кому было выгодно, чтобы папство и папские государства были дезорганизованы и слабы среди римской знати и итальянских держав. Изредка Александр останавливался, чтобы оценить свою жизнь по евангельским стандартам, и тогда он признавал себя симонистом, блудником и даже — через войну — губителем человеческих жизней. Однажды, когда казалось, что его счастливая звезда внезапно упала, и весь его гордый и счастливый мир был разрушен, он потерял свой макиавеллистский аморализм, признался в своих грехах и поклялся исправить себя и Церковь.

Своего сына Джованни он любил даже больше, чем дочь Лукрецию. Когда Педро Луис умер, Александр позаботился о том, чтобы Джованни получил герцогство Гандия в Испании. Мальчика было легко полюбить, он был так красив, добродушен, весел. Влюбленный отец не понял, что юноша создан для Эроса, а не для Марса; он сделал его генералом, а молодой полководец оказался некомпетентным. Джованни считал, что красивая женщина дороже захваченного города. 14 июня 1497 года он ужинал со своим братом Цезарем и другими гостями в доме своей матери Ваноццы. Когда они возвращались, Джованни расстался с Цезарем и остальными, сказав, что хочет навестить одну знакомую даму. Больше его никогда не видели живым. Когда его исчезновение было замечено, встревоженный Папа поднял тревогу. Лодочник признался, что видел тело, брошенное в Тибр в ночь на 14-е; на вопрос, почему он не сообщил об этом, он ответил, что за свою жизнь видел