Не нашелся, что ответить на такое: мне оставалось только строить догадки, через какие круги ада проводили здешних пациентов. Казалось бы, чем еще можно было удивить человека, ставшего жертвой бесчеловечного эксперимента, прошедшего через жернова тотального института, преданного и подвергавшегося ежедневным издевательствам, унижениям и оскорблениям? Но не переставал ужасаться все новым и новым подробностям немыслимой жестокости созданной в клинике системы. Наверно, в тот момент, когда человек перестает проносить через себя горе ближнего, он переходит рубеж, за который уже не вернуться, и умирает нравственно.

Представил себе эти бесконечно долгие дни, может, месяцы, что Эндрю проводил в своей одиночной камере, из которой его забирали только для того, чтобы отвести к двигателю или на осмотр докторам. Меня самого содержали в похожей камере, разве что расположена она была не в тюремном блоке. Представил, как он ходил по кругу в этих четырех стенах, сидел в углах, обхватив голову руками, лежал на койке и на полу, подолгу стоял у окошка двери, рассматривая дверь камеры, расположенной напротив. Наверно, за это время он изучил каждую царапину на стекле, каждый скол краски, каждую трещину. На что он надеялся, всматриваясь в камеру собрата по несчастью? Может быть, на то, что тот вырвется из цепей и отомстит мучителям? Или что того выпустят, и хотя бы на одну измученную душу в этом месте станет меньше? Или просто хотел видеть хоть чье-то лицо, пусть и неразумное, но живое… А потом радовался тому, что его переводят из одиночной камеры в общее отделение, где можно будет общаться с другими людьми. И где на самом деле санитары избивают пациентов хуже, чем надзиратели — заключенных в тюрьмах, а администратор вытворяет вещи и пострашнее. Где вместо нескольких квадратных метров камеры личное пространство ограничивается койкой, к которой человека привязывают на пятнадцать часов в сутки.

В этой клинике создали множество новых граней безумия. Чувствовал, скоро упаду от морального истощения и сам стану неотличим от Эндрю…

Когда Маклейн скрылся из виду, завернув за угол, повернулся к Эндрю.

— Давай, пошли. Тихонечко. Пока он не вернулся, — тот испуганно замотал головой, — мы не можем сидеть тут вечно. Если сейчас тихо уйти, он даже не узнает, что мы тут были. Доверься мне, знаю, это нелегко, но доверься.

Подполз к выходу из трубы и осторожно высунул голову, осмотрев зал: в другом его конце приметил люк, достаточно узкий для того, чтобы внутрь смогли пробраться мы с Эндрю, но не смог Маклейн. Выбравшись из трубы, жестом поманил Эндрю за собой и, затравленно озираясь, пробежал вместе с ним до люка. Вниз на пару метров уходила не слишком прочная металлическая лестница, изъеденная ржавчиной, но более надежного пути не было.

Первым пустил вниз Эндрю, а затем спустился и сам. Нижний уровень представлял собой меньший туннель, на дне которого плескались грязные сточные воды, один из его концов представлял собой глухой тупик, а другой заканчивался совсем узким проходом между проходящими вертикально трубами. Мы поспешили туда, не теряя времени. Первым опять пролез Эндрю, а сам начал протискиваться за ним. Стоило только мне выйти с другой стороны, как сзади меня с ужасным шумом лопнула труба — неимоверно перепугался, споткнувшись и упав на влажный пол. Когда обернулся, мне сразу стало ясно, что обратно мы уже точно не сможем вернуться — из лопнувшей трубы била сильная струя горячей воды, полностью закрывавшая проход. На самом деле мне еще очень повезло, что при прорыве трубы меня не обдало кипятком…

И без того доведенный до состояния паники Эндрю от резкого звука опять бросился бежать, пока не добрался до очередной широкой трубы, вмонтированной в кирпичную стену. Лежа на полу, заметил, как он в страхе забрался туда, как и в прошлый раз. Мне ничего не оставалось делать, кроме как следовать за ним. По дороге оглядел место, в котором мы оказались: это был новый подземный зал, из которого в разные стороны уходили довольно широкие туннели, часть из которых была освещена достаточно хорошо, а часть, напротив, заканчивалась беспросветной мглой. По крайней мере, сюда Маклейну было не добраться.

Склонился к проходу в трубу, где и сидел Эндрю. Эта труба заканчивалась выходом в проходящий параллельно залу туннель, таким образом, туда можно было залезть с двух разных концов.

— Не бойся, это просто вода, — обратился к сжавшемуся пациенту, держась за кружившуюся голову, — мы должны идти, Эндрю, здесь множество туннелей, куда-нибудь да выйдем.

— Нет… — отрицательно покачал головой тот.

Где-то неподалеку раздался треск и звонкий плеск воды. Немного поразмыслив, решил не рисковать и забрался в трубу к Эндрю.

— Этот… Маклейн сюда не пройдет, он остался там, наверху, — пояснил, пытаясь достучаться до бедного пациента, совсем потерявшего голову в таких жутких условиях.

— Нет… нет…