Через некоторое время послышались звуки мотора, которые вскоре затихли вдали. Мистер Томпсон уехал.

— Как ты? — спросила Джи, осторожно открывая дверь.

Я уже сняла платье, оставшись только в сорочке и чулках и сидела на краю кровати.

— Ничего, — улыбаюсь, — страшно хочется помыться.

Джи приблизилась ко мне, в руках она держала небольшой круглый поднос со стоящей на нем высокой кружкой.

— Сходила на кухню и попросила нагреть тебе немного молока с корицей и гвоздикой, — Джи опустилась рядом со мной, — это поможет восстановить силы.

Я послушалась сестру, взяла кружку и начала пить. У молока был иной вкус и запах, чем у козьего. Буйволиное узнала я.

— Как странно, Джи, тебе не показалось, что в доме слишком тихо?

Сестра кивнула, кладя поднос на столик возле кровати.

— Да, даже чересчур. И на кухне лао меньше, чем обычно. Стала спрашивать, куда ушли остальные — прячут глаза и бормочут под нос что-то нечленораздельное.

Тревога завязалась узлом в груди. Что-то не в порядке. Я посмотрела на туалетный столик и увидела брошь, о которую уколола палец. Дурное предчувствие в миг охватило все мое существо. Тут входная дверь внизу с грохотом распахнулась, послышались тяжелые шаги отца, он поднимался наверх, направлялся в мою комнату.

— Ах, Джи, не оставляй меня! — задрожала я, хватая руку сестры и стискивая ее. И прежде чем, мы успели перевести дух, отец ворвался в комнату и подлетел ко мне, оттолкнув Джи, он схватил меня за волосы и ударил по лицу, сильно размашисто, так что я свалилась на пол.

— Отец! — в ужасе вскричала Джи, бросаясь ко мне.

— Поди вон, Джия! — гремел отец, зеленые глаза его налились бешенством, лоб вспотел, он тяжело дышал, изо рта несло алкоголем. — Я наведу здесь порядок! Я наведу в этом чертовом доме порядок! — подлетел ко мне и снова схватил за волосы, больно оттягивая голову в бок. Я дрожала всем телом, левая щека горела огнем, глаза заволокли слезы. — Не смей реветь! Не смей! — орал отец, занося руку для еще одного удара. — Ты что это выдумала, Киара? Возомнила, будто здесь хозяйка и можешь распоряжаться моими кули? Как ты смела устроить ту омерзительную сцену в рабочих линиях? Как ты могла унизить надсмотрщика на глазах у рабочих?

— Он избивал Донга, — прошептала я, боясь смотреть на отца. Боясь увидеть это страшное перекошенное гневом лицо.

— Не важно! Не важно, что он делал! Чао Конг делает только то, что велю ему я! — отец стиснул пальцы у меня в волосах, словно желая выдрать их с корнем.

— Папа, прошу, отпусти ее, — Джия стояла рядом со мной на коленях и плакала, — Киара просто хотела помочь Донгу и Парамит.

— Помочь?! — отец зло усмехнулся. — Любой, кто захочет сбежать с моей плантации, получит по полной.

— Отец, неужели ты веришь словам Чао Конга? — нашла в себе силы возмутиться я, пульсирующая боль нарастала в левом виске, — ты же знаешь, он никогда бы не совершил такое…

Щека на лице отца дрогнула, и я испуганно смолкла.

— Я верю не словам Конга, — цедил он слова, — а тому, что видел своими собственными глазами. Этот рабочий зарыл в тайнике у реки все необходимое для бегства, но Чао Конг успел его вычислить и наказать.

Не верю! Почему Донг хотел совершить подобное?

Отец выпустил мою голову и стал яростно расхаживать туда-сюда по комнате, стуча тяжелой подошвой своих высоких сапог по полу, от которых оставались грязные следы. Он только вернулся из рабочих линий.

— Я дал четкое распоряжение всем управляющим и надсмотрщикам на плантациях и фабриках, чтобы за подобные выходки, даже за намек на побег, наказывали наиболее жестко и самое главное открыто. Мы не должны показывать кули и прочей черни, будто они могут сами решать свою судьбу! Нет! Мы и только мы решаем их будущее, мы их хозяева. Дашь малейшую слабину — и в миг все рассыплется. Но ты, Киара, — он снова грозно навис надо мной, так что я вся сжалась, боясь, что последует еще один удар, — ты, Киара, со своими куриными женскими мозгами влезла не в свое дело! И теперь в том, что произошло, вини только себя.

Толкнув ногой дверь, отец разве что не выбил ее и пошел вниз. Меня колотило, Джи подползла ко мне и обняла.

— Что он имел в виду, Джи? — спрашивала я, когда страшный смысл его слов начал доходить до моего сознания. — В чем я виновата?

Джи плакала, прижавшись ко мне. Кажется, она тоже начала догадываться.

С трудом поднявшись на ноги, мы вышли из дома и по дороже побрели к рабочим линиям. Встречавшиеся нам по пути кули, едва завидев нас, затравлено опускали глаза. Ведомая каким-то страшным предчувствуем, я поспешила туда, где накануне избивали Донга. Огромная немая толпа рабочих плотным кольцом стояла вокруг камня. К горлу подкатила тошнота, когда я увидела, что лежало на том камне. А точнее кто. Донг с разбитым в кровавое месиво лицом, в разодранной одежде, он лежал и смотрел навсегда потухшими глазами в небо.

Джи зажала рукой рот и отвернулась. Я же подошла ближе, растолкав, впавших в ступор слуг. Судорога сжала горло. Это я убила его. Моя глупость. Это я виновата. Я.

***

Мы с Джи сидели на коленях, быстро перебирая четки, читали мантру. Скорбный обряд Гнан Соп в переводе означавший "проводы ушедшего" длился семь дней. Несмотря на угрозы отца зарыть тело Донга в ближайшей канаве, нам с сестрой удалось в конце концов уговорить его похоронить несчастного по всем правилам.

Эти дни я редко когда выходила из комнаты, только пару раз ходила с Пеей в сад собрать жасмин для венков. Парамит не было видно, говорили, что она больна. Но отец, узнав об этом, сказал, что либо она возвращается к работе, либо может убираться. И несчастная девушка стала вновь прислуживать нам с сестрой.

А еще в один из вечеров отец вызвал меня к себе в кабинет. Едва я зашла, сразу ощутила знакомый аромат табака и виски. Отец сидел за столом и внимательно читал отчет управляющего. Завидев меня в дверях, он указал рукой на стул.

— Садись, Киара, — сказал он, а я не понимала, что означает этот его тон. — Ты знаешь, сегодня я встречался с Саймоном Картером и он кое-что мне предложил.

Тревога шевельнулась под ребром и затаилась. Мне это не нравилось, очень не нравилось.

— Сейчас очень не простые времена,