— Теперь я убедился, что ты большой мастер, — сказал офицер. — Но ты и опасный человек, а потому по законам военного времени будешь расстрелян.

На следующий день ко мне в камеру снова явился врач. Как и в прошлый раз, он перебинтовал меня. Спросил, на что жалуюсь, но мне было не до него. Знал, что настает мой смертный час. А он посидел, а потом тихо спросил:

— Не хотите чего-нибудь на волю передать?

Подумал, что со временем будет меня разыскивать Ирина, и попросил его, коль встретится с ней, пусть расскажет о моих последних днях. За мной пришел конвоир. Еще два солдата ждали нас у ворот тюрьмы. И повели они меня за город.

Слегка мела поземка, прикрывая белой пеленой придорожные сугробы. Шел я между тремя солдатами и думал свою грустную думу: у ближайшего оврага выстрелят мне в спину и охнуть не успею. И в самом деле чего-то конвоиры стали подталкивать меня к обочине дороги. Гляжу, навстречу нам катит легковая машина. Солдаты враз взяли под козырек. Автомобиль проехал, а потом заскрипел тормозами и задним ходом подкатил к нам. Офицер, сидевший за рулем, спросил:

— Кого ведете?

— Бандит, приговорен к расстрелу, — ответил фельдфебель.

— Интересно посмотреть на партизана, — сказал другой офицер, выходя из машины. Он направился ко мне. Я поднял глаза и чуть не обомлел: передо мной стоял мой «напарник» с ленинградского парохода. Он узнал меня и подмигнул, воровским жестом украдкой показал: «молчи».

— Этот человек не может быть партизаном, — сказал он старшему конвоиру.

— Но, господин полковник, есть приказ, — попытался возразить фельдфебель.

— Сейчас вы должны выполнять мой приказ, — строго сказал полковник. — Возвращайтесь в город. Арестованный и один солдат пусть сядут в мою машину.

Мы едем в город. Есть время подумать. И до сих пор не пойму случайная это встреча или все было заранее подстроено. Все же мне кажется, что это совпадение. Сразу по приезде в город полковник вызвал на беседу офицера, который отправил меня на расстрел. Я присутствовал во время их разговора. Поэтому, видно, он состоялся на русском языке.

— Этот человек недавно оказал неоценимую услугу рейху, — говорил полковник. — Вам не простят столь грозного приказа.

— Но, господин полковник…

— Никаких, «но». Этот человек нам еще понадобится. Властью коменданта города я отменяю ваш приказ. И вы мне больше не нужны. Теперь, господин старший лейтенант, я понял, почему вы не поднимаетесь в звании — вам не хватает широты взгляда на некоторые приказы и инструкции. А это существенный недостаток для офицера вермахта. Надеюсь, вы меня поняли?

Когда за офицером закрылась дверь, полковник расхохотался, а потом сказал:

— Будет строчить на меня доносы во все инстанции. Так что ты натворил?

Я рассказал обо всем. Он слушал внимательно и даже сочувственно. А потом подвел итог:

— Хлебнул горя по моей вине. Но теперь все позади. Будем вместе работать. Не отпущу тебя. Мы еще большие дела будем проворачивать.

Сразу стало понятно, к чему он клонит, но я попытался уклониться от ответа. Однако, подумал, что пожалуй, лучше работать с немцем, чем быть казненным. Но полковник не дал мне додумать эту печальную думу до конца.

— Ради такого случая надо выпить, а потом обговорим все детали.

Он вызвал своего шофера и приказал принести побольше еды и хорошей выпивки из офицерской столовой. Через полчаса стол был уставлен разными яствами, над ними возвышалась бутылка коньяка. У меня даже голова закружилась от такого обилия пищи. Думал, не выдержу и сейчас что-то со стола схвачу. Но вот хозяин пригласил к столу. Этак торжественно, будто совершал самое важное дело в своей жизни. Умеют они такими ритуалами пыль в глаза пускать. Ну вот налил он мне большую стопку коньяка, себе — поменьше. Выпили. Приналег я на закуску. Легче мне стало. А он еще по одной наливает да приговаривает:

— Первую за удачу на пароходе. Тогда не успели. Теперь за удачу в нашем общем деле…

Я отставил стопку, не стал пить.

— Это какие общие дела? — спрашиваю. — Вроде я таких не знаю.

— Пей, пей, закусывай, не волнуйся. Сейчас мы все обговорим и джентльменское соглашение заключим. Ты ведь настоящий джентльмен, только об этом сам не догадался еще.

Напугал он меня этим джентльменом. Думал я, что из огня да в полымя попал. Немец тут же спохватился и перевел разговор на другое:

— Нужен мне хороший специалист, можно сказать, помощник. Вот о таком, как ты, человеке мечтаю. Давай вместе будем работать.

— Какая работа?

— По твоей специальности. Сейф открыть, документы взять, будут деньги и их можно прихватить, но лучше документы. За них большие деньги платят.

— Значит — шпионаж?

— Ну, какой шпионаж. Американцы называют это — бизнес. Кто больше заплатит — тому и документы достанутся.

Теперь я понял, какой ему помощник нужен. Знаю, чем такие дела заканчиваются, и поэтому сразу ему ответил:

— Напрасно вы меня от казни увели. Не могу я стать вашим помощником. Несподручно мне в такую компанию входить. Вам нужны люди тонкие, образованные, а я простой рабочий.

— Не прикидывайся Ванькой-дурачком, знаю я твою простоту. И могу тебя снова по дороге с конвоирами пустить, если не хочешь по-хорошему понять. Второй раз тебе счастье в руки даю, а ты его отпихиваешь. Может ведь и у меня терпение кончится. Ну, не сердись, давай еще выпьем. Коньяк хорош.

Он пил маленькими глотками, смакуя коричневую влагу. А мне это зелье показалось горше отравы. Да что поделаешь? Не в своей власти. А он продолжает развивать свои планы:

— Не хочешь сейчас со мной работать, ладно, я подожду. Могу тебя переправить в Швейцарию. Новые паспорта, денег много дам. Живи. Кончится война, снова за дело возьмемся. На наш век работы и дураков хватит.

— Не могу я в Швейцарию. И вообще никуда не хочу. Мне только в Ленинград нужно. Самого дорогого человека вызволить, помочь ему.

— Кто? Женщина? Ты будешь иметь десяток самых красивых девочек.

— Девочек, возможно. Такого человека — никогда.

Собеседник мой был человеком умным и понял, что никакими посулами меня не сможет взять. Оно и в самом деле так было. Он мог снова отправить меня в тюрьму, пытать и даже отправить на расстрел, ко убить во мне желание быть снова рядом с Ириной было не в его силах. Он подумал. Выпил еще рюмку, вытер салфеткой губы и потом сказал:

— Ну хорошо, я сделаю как ты хочешь. Мы дадим тебе шанс побывать в этом