человека, включая преподавателей, который бы мне его не задал. В Рейнере теперь многие знают меня в лицо, но почти никто – по имени. Только я не «Эй, это ты». Я отдельная планета, а не космическая пыль. И, как у любой планеты, у меня есть имя. И лучше бы им его выучить.

– Не обращай на него внимания, – говорит Дэнни. – Придурок только об этом и мечтает.

– Ну, если мечтает, значит, получит. – Я загребаю небольшую горсть подсоленного попкорна из ее ведерка и кладу себе в рот.

Дэнни измученно вздыхает, возводя глаза к небесам.

– Клянусь богом, в следующий раз, когда ты меня куда-нибудь позовешь, я просто притворюсь мертвой.

– Кончай строить из себя праведницу, Ривас, – я бросаю в нее раскрытое зернышко кукурузы, и она успешно ловит его ртом. – Мы обе знаем, что ты не такая. Твоя порно-библиотека – лучшее тому подтверждение.

– Заткнись, – хохочет Дэнни и толкает меня в плечо. – Смотри, кажется, начинается!

Я переключаю внимание на группу поддержки, которая под оглушительную музыку выбегает на поле, радостно размахивая ярко-красными помпонами. Мои ладони начинает жечь от ощущения пустоты. Я не привыкла к роли зрителя. Мне не хватает моих помпонов.

Чирлидерши начинают свое выступление, и я без труда определяю среди них главную. Когда девчонка поворачивает голову, приглядываюсь к ней повнимательнее: невысокая, смуглая, длинные черные волосы, яркий макияж…

Где-то я ее уже видела.

– Кого? – спрашивает Даниэла, и я понимаю, что произнесла мысли вслух.

– Капитаншу «Золотых рыбок». Ты ее знаешь?

Дэнни кивает, расправляя ворот алой блузки с принтом пейсли. Судя по внешнему виду подруги, ее тугим, идеально завитым локонам и продуманному макияжу со сложным контурингом лица, она провела не мало времени перед зеркалом. В отличии от меня.

– Знаю, что ее зовут Кайла Эссмэн, она третьекурсница и пафосная стерва, возомнившая себя королевой Рейнера.

– Ха.

– И еще она без ума от Чейза, – с осторожностью добавляет Дэнни.

– Сообщи это кому-нибудь, кому есть до этого дело.

Проклятье. Теперь я вспомнила эту девчонку.

Это она на вечеринке Сойера устроила лэп-дэнс у Каннинга на коленях. Кажется, мне будет нелегко пройти пробы в ее команду. Конечно, есть вероятность, хоть и небольшая, что Кайла вообще меня не вспомнит. Но что-то мне подсказывает, что здесь меня удача поимеет.

– А если я скажу, что они трахаются? – спрашивает подруга, но тут же жалеет о своем вопросе, закусывая нижнюю губу.

– Мне плевать, кого трахает парень, который не трахает меня, Дэнни, – грубо отвечаю я, чувствуя, как слова горечью обжигают язык.

Она открывает рот, словно собирается сказать что-то еще, когда в микрофоне раздается громкий голос ведущего:

– Р-Р-Р-РЕЙНЕРСКИЕ ПИР-Р-Р-РАТЫ!

Мы сосредотачиваем внимание на скульптуре черепа смеющегося морского разбойника, из пасти которого, сквозь клубы густого тумана, выбегают «Пираты». Парни прорывают баннер и под громкий аккомпанимент оркестра высыпают на поле. Трибуны вибрируют от топота ног. Свист раздирает барабанные перепонки. Чирлидерши скандируют: ВПЕРЕД, ПИРАТЫ! ВПЕРЕД! Настоящее спортивное шоу. Не сравнится со школьными матчами по регби.

Чейз бежит последним. Когда он входит в игровую зону, у зрительниц на трибунах сердечки сыпятся из глаз. Толпа на стадионе заходится в оглушительном вопле:

– КАННИНГ! КАННИНГ! КАННИНГ!

Идеальное время для мести.

Я достаю из рюкзака черный маркер и, пока все скачут на трибуне как безумные, быстрыми движениями вывожу на спине дважды оскорбившего меня ушлепка: «Даю в задницу». Дэнни выхватывает у меня маркер и под надписью дорисовывает стрелочку, ведущую вниз. Благодаря совместной шалости напряжение между нами спадает. Я обнимаю ее, и мы вместе с девчонками с соседних кресел покатываемся со смеху.

– Под каким номером играет Сойер? – пару минут спустя спрашиваю я.

– Девяностый, – Дэнни открывает банку колы и смахивает с пальцев капли газировки. – Каннинг под первым.

– Знаю, – киваю я, наблюдая за выходом команды противника.

Разумеется, болельщики «Пиратов» тут же ее освистывают. Но, как по мне, очень зря. «Колумбийцы» из команды защиты выглядят устрашающе. Определенно крупнее наших. Похоже, квотерхрену сегодня достанется. Милостивый боже, да я готова приплатить этим громилам, чтобы они как следует повозили его мордой по траве. А тому здоровенному лайнмену нападения[40], который охренительно похож на Эда Кемпера[41], даже дать свой номер.

Мои глаза снова следуют за Каннингом. На долю секунды я забываю о своей ненависти и просто рассматриваю его. Квотербек – главная позиция в американском футболе, и я солгу, если скажу, что роль лидера ему не к лицу. Не спроста же его имя скандируют громче всех. И если вы думаете, что черное джерси с номером короля поля в сочетании с футбольными щитками, шлемом и красными трико, обтягивающими задницу Супермэна, – это слишком горячо, то взгляните на его походку льва, расхаживающего по своим владениям в саванне, на решительное лицо под шлемом с черными полосами на скулах, выражающее абсолютную уверенность в себе и своей команде.

Ну да, очевидно, я нахожу Чейза очень привлекательным.

И что с того?

Многие люди привлекательны.

Это же Майами, черт побери! Здесь красивой оберткой никого не удивишь.

Тем временем Каннинг разминает кисти. Я успеваю заметить на внутренней стороне его черных перчаток какие-то узоры. Когда вопли его фанаток становятся сильнее, он поворачивается в сторону самой «громкой» трибуны, поднимает руки, соединяя вместе две перчатки, и непонятные узоры превращаются в цельную картинку черепа. Крик на стадионе становится неистовым. Мое сердце начинает стучать быстрее, словно пытается подстроиться под это безумие. Кожа покрывается мурашками. Мрачная, мистическая атмосфера буквально электризует воздух. Напряжение ощущается почти физически. Происходящее завораживает, заставляя позабыть обо всем на свете.

Наконец, игроки занимают свои позиции. Судья дает сигнал, «Пираты» разыгрывают мяч, и начинается игра.

* * *

Трибуны Рейнера откликаются громким ревом, когда ведущий называет мое имя. Я выбегаю на поле и сразу приступаю к разминке, развлекая девчонок в студенческой зоне. Горячий вечерний воздух оседает на лице приятной влагой. Он пахнет известью и свежескошенной травой. Мимо проносится Сойер, поднимая два пальца, как знак победы. Этот жест он адресует своему отцу. Их маленький предыгровой ритуал.

Мой отец тоже здесь. Мне не нужно поворачивать голову, чтобы удостовериться в этом. Но я все же делаю это и встречаюсь взглядом с парой обманчиво теплых карих глаз. Отец слегка кивает мне в знак приветствия, но я не отвечаю ему тем же. Просто отвожу взгляд и… вижу ее. Прямые светлые волосы забраны в высокий хвост, стянутый лентой из разноцветного шелка, губы упрямо поджаты, а голубые, бездонные, как горное озеро, глаза устремлены куда-то вдаль.

Такая. Чертовски. Красивая.

Мой взгляд опускается ниже, и я цепенею от шока.

Святое дерьмо.

На Хантер «колумбийское» джерси.

Боже правый, она и в самом деле напялила на себя вражескую сине-голубую тряпку и храбро уселась в ней посреди наших болельщиков. Эта девчонка – чокнутая. Нет, не просто чокнутая. Если бы ей потребовалось спуститься в ад, то сам Сатана взмолился бы о пощаде.

Не то чтобы я рассчитывал, что Хантер наденет мое джерси, которое я сегодня послал ей курьером. Но это… Она снова меня уделала. Воспользовалась моими билетами, чтобы в очередной раз надрать мне задницу. Просто блеск!

Легкий толчок в спину возвращает меня в реальность.

– Эй, чувак, ты не слышал свисток? – спрашивает наш раннинбек[42] Райт, указывая на судью.

Я несколько раз моргаю и оглядываюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться, затем поправляю шлем и бегу на середину поля, чувствуя, как адреналин предстоящей игры разгоняет кровь по венам. По пути бросаю последний взгляд на Хантер, и желание победить стремительно перерастает в нечто большее. В цель – выиграть любой ценой.

К концу четвертой четверти мы отстаем от противника на один гребаный тачдаун[43]. Несмотря на то, что я забил уже два. Ублюдочные «колумбийцы» играют слаженнее, чем пловцы-синхронисты.

Тридцать секунд до конца матча. Квотербек «колумбийцев» Джастин Лэнг