Шрифт:
Закладка:
Лера представить себе не могла, что можно жить в театре, но у нее, в отличие от Кирилла, всегда была квартира – сначала мамина, а потом и своя собственная.
– Выходит, ты не питерский? – уточнила она.
– Я вырос в Екатеринбурге.
– Ух ты, далеко же ты забрался! У тебя здесь родня?
– Ни души.
– И как же ты…
– Сначала туго приходилось, а потом… Все постепенно наладилось.
– Значит, театральный вуз ты оканчивал…
– В Екатеринбурге.
– Твоя семья там?
– Это ты так пытаешься выяснить, женат я или нет?
– Да нет, я…
– Неужели ты думаешь, что я привел бы тебя в свой дом, если бы здесь находилась другая женщина?
– Да я просто…
– Никого не осталось.
– Прости. Мне… очень жаль.
– Все в порядке – это давно случилось.
– Значит, ты живешь один?
– Подумываю завести собаку, но я редко бываю дома, а кто-то должен ее выгуливать, да и скучно ей будет сидеть целый день в одиночестве!
– Меня это тоже останавливает, – призналась Лера. – Я очень хочу собаку, но…
– А какую?
– Что?
– Ну, какой породы пса ты бы предпочла?
– Наверное… лабрадора, да! Они умные, добрые и дружелюбные… Слушай-ка, а Диана…
– Нет уж, теперь ты мне расскажи!
– Что рассказать?
– Кто тот мужик, что подарил тебе кольцо, и почему ты выходишь замуж без любви?
– А кто сказал, что без?
– Это очевидно: если бы ты его любила, то не находилась бы сейчас здесь, со мной. Я далек от мысли, что ты в меня влюбилась, а это может означать две вещи. Первая: ты ищешь приключений накануне свадьбы, так как потом придется хранить верность. Женщинам такое не свойственно, поэтому напрашивается второй вариант: это – протест, и на самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы тебя захомутали… Во всяком случае, не он.
– Ошибаешься! – обиделась Лера, тщетно ища аргументы, способные разубедить Кирилла.
– Ты выходишь за него по расчету?
– Еще чего!
– Ну тогда ты, уж не обижайся, дура! Есть лишь две причины для женитьбы и замужества: расчет или любовь. Если нет ни первого, ни второго, это идиотизм! Знаешь, почему ты сейчас со мной?
– И почему же?
– Потому что тебе необходимо ощутить себя свободной, так как на самом деле ты чувствуешь, что тебя поймали в ловушку. А я не опасен!
– В смысле?
– Вы, женщины, считаете мужчин охотниками, хищниками и поэтому ощущаете исходящую от них угрозу. Я не хищник.
– Правда? – усмехнулась Лера. – Какой же ты?
– Травоядный. Безопасный, другими словами. Ты знаешь, что я не потребую от тебя никаких обязательств, да и сам не стану считать себя обязанным: эта ночь – всего лишь развлечение двух людей, которые еще не поняли, чего хотят от жизни!
Лера боялась признать, что каждое слово, сказанное Третьяковым, – сущая правда. Она и сама не понимала, почему сделала то, что сделала: ни с кем другим, кроме Кирилла, этого бы не произошло! Самое странное то, что она не сожалела о содеянном, не испытывала ни малейшего чувства вины – это нормально?!
– А ты… ты любил… когда-нибудь?
– Пожалуй. Однажды.
– Диану?
Он резко обернулся с выражением крайнего удивления на лице.
– С чего ты взяла?!
– Только не рассказывай мне, что вы никогда… ну, это…
– Ладно, не буду. Да, мы спали вместе, но давно. Мы остались друзьями: ни Диана, ни я не искали серьезных отношений.
– И с кем же еще из труппы ты… дружишь?
– Это что, ревность?
– Нет, простое любопытство.
– Извини, но я не стану его удовлетворять: Диана мертва, и ей ничто не сможет навредить, но другие-то живы!
– А та, о которой…
– Там не было взаимности, видишь ли.
Лера с трудом могла представить себе женщину, которая не ответила бы взаимностью Кириллу Третьякову, а после сегодняшней ночи особенно. Его обаяние было оружием, и знай о нем военные специалисты, непременно нашли бы ему применение! Неужели кому-то удалось разбить ему сердце?
– И что, с тех пор никому не удалось тебя завоевать? – продолжала она допрос.
– Помнишь старую сказку про волшебную лампу Аладдина? Там джинн говорил: «Я – раб лампы». А я – раб рампы, понимаешь? Пока что мне этого достаточно, я не хочу связывать себя какими-либо узами, кроме творческих!
– Мне всегда было интересно, что такое «рампа»? – спросила Лера. – Часто слышу это слово применительно к театру, но понятия не имею, что оно означает!
– Рампа – это бортик вдоль сцены, за которым спрятана нижняя подсветка.
– Запишу это в свой словарь, прямо с утра. А что тебя связывает с вице-губернаторшей?
– Ты интересуешься как следователь или как женщина в моей постели?
– А есть разница?
– Разумеется. Следователю я ответил бы, что нас ничего не связывает и она просто пригласила меня и других артистов нашего театра выступить на годовщине их с мужем свадьбы.
– А если я спрашиваю как женщина?
– Ну, тогда… тогда, пожалуй, я скажу, что Зинаида здорово помогла мне на первых порах. Я приехал в незнакомый город, и меня не приняли ни в один театр: кому нужен парень из Екатеринбурга, когда своим работы не хватает!
– И чем ты занимался?
– Ой, чем только не занимался! Работал барменом, торговал бытовой техникой, снимался в массовке… До тех пор, пока меня не познакомили с Купелиной. Она подсказала мне обратиться к Сомову и подготовила почву, так что он не смог отказать!
– И здесь протекция!
– А как ты думала? Лишь изредка в нашей сфере что-то происходит по стечению обстоятельств, а так – нужные связи, полезные знакомства…
– Но как же талант?
– «Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами!»[2] – слыхала такое? Талант ведь на лице-то не написан, верно? К тому же, как это ни печально, талантливых артистов гораздо больше, чем, скажем, даровитых хирургов или гениальных физиков!
– Ты чувствуешь себя обязанным Купелиной?
– Естественно, – кивнул Третьяков, ставя пустой стакан на подоконник. – Я никогда не смогу отплатить ей за то, что она для меня сделала, и ни за что не сделаю ничего, что может ей хоть как-то навредить… А теперь, не продолжить ли нам так удачно начатое?
* * *
Аркадия Друзова Севада не узнал, хоть и видел актера по телевизору в сериалах: в жуткой оранжевой футболке с надписью «Жизнь страшна!» и растянутых трениках он выглядел затрапезно и совсем не гламурно. Севада невольно задался вопросом, соответствует ли надпись на футболке тому, что Друзов в действительности думает о своем
