Я встала, убрала грязные тарелки, отрезала по квадратику тирамису и принесла на стол. Эндрю попробовал и восхищенно воскликнул:

– Вкуснотища.

– Знаете, что значит «тирамису»?

– Понятия не имею.

– С итальянского tiru переводится как «тяни», mi – «меня», а su – «вверх». Получается «тяни меня вверх» или «взбодри меня».

– Неудивительно, в нем же столько эспрессо.

– Именно, – подтвердила я. – Магия кофеина.

– Теперь, когда весь кофеин уже во мне, – сказал Эндрю, – не пора ли нам помыть посуду?

– С этим я справлюсь сама, – возразила я.

– Знаю, но может, все-таки помоем?

– Уверены, что у вас есть время?

– Времени у меня хоть отбавляй.

– Ну, хорошо, помогите. Вы будете мыть, а я вытирать и расставлять все по местам.

Эндрю стал убирать со стола. Я тем временем налила в раковину горячей воды.

– Вы до сих пор носите обручальное кольцо, – заметил он, пока я передавала ему тарелки.

Я пожала плечами.

– Никогда его не снимаю, – и взглянула на кольцо: простенькое, из белого золота, с бриллиантом «маркиз» в полкарата. – Может, по той же причине, почему люди носят на шее зубчики чеснока.

– Кто носит чеснок на шее?

– Тот, кто боится вампиров.

– То есть вы сравниваете мужчин с вампирами?

– Некоторых. Мне даже доводилось встречать вампирш.

– Не удивлен.

– По-моему, в каждом человеке есть и плохое, и хорошее. Просто в ком-то больше плохого, а в ком-то – хорошего. – Я подняла на него глаза. – Ну, если только он не кровопивец.

Эндрю кивнул.

– Если только не кровопивец.

Мы дружно засмеялись. Я посмотрела ему в глаза.

– Вы вампир?

Он встретил мой взгляд.

– Настоящий вампир никогда в этом не признается. А как думаете?

Я помотала головой.

– Думаю… вы очень милый.

К моему удивлению, его губы исказила разочарованная ухмылка.

– Милый. Как девчонка?

– В вас нет ничего девчачьего.

Мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он меня поцеловал. Надеюсь, он хотел того же.

– Последняя. – Он протянул мне тарелку и улыбнулся. – Давайте я довытираю, а вы убирайте все по местам.

– По рукам, – медленно выдохнула я.

Закончив в кухне, мы отправились украшать елку.

– Сначала повесим гирлянды? – спросила я.

– Да, только надо убедиться, работают ли они.

– Неплохая идея. Продавец, действительно, показался каким-то мутным.

Он расплылся в улыбке.

– Да уж. Никогда не доверял этим бродягам, работающим на елочных базарах.

Эндрю разложил коробки, открыл их и осторожно достал аккуратно уложенные нити гирлянд.

– Есть удлинитель?

– Сейчас принесу.

– Может, включим рождественскую музыку? Создадим, так сказать, настроение.

– Будет сделано. – Я захватила из кладовки удлинитель, нашла на айподе подходящую музыку и подключила его к стереоколонкам на кухне. По дому разлились приятные мелодичные звуки. Я вернулась в гостиную. На полу уже были аккуратно разложены соединенные между собой гирлянды. Я протянула удлинитель.

– Спасибо. – Эндрю включил их в розетку, и лампочки весело замигали. Совсем забыла, что они горели разными цветами. – Работает.

– Очень красиво.

– Как вы хотели. – И он начал рассоединять гирлянды.

– Зачем вы это делаете?

– Затем, что, если разбить дерево на четыре части, вешать гирлянды будет проще.

– А начинать будете сверху или снизу?

– Только сверху. Представьте, вы уже дойдете до макушки, а у вас еще целый ярд лишний останется. Что тогда будете делать?

– Просто намотаю.

Эндрю неодобрительно покачал головой.

– Вам еще учиться и учиться.

Когда лампочки были развешаны, он отошел в центр комнаты, прищурился и уставился на елку.

– Что вы делаете?

– Ищу темные дыры.

– А прищурились зачем?

– Чтобы лучше видеть.

– Да вы педант, – отметила я.

– Нет, профессионал.

Украшать елку мы закончили уже за полночь. Наконец уселись на диван и стали любоваться своим творением.

– В рождественских елках есть что-то умиротворяющее, – поделилась я своим наблюдением. – Помню, как в детстве ложилась возле елки и смотрела на нее, пока не засну.

Эндрю медленно кивнул.

– Каким было ваше детство?

Я простонала что-то невнятное.

– Настолько плохим?

– Да. У меня был интересный отец.

– Интересный – в смысле, уникальный или сущий ад?

– Скорее, последнее. Но и уникальности ему было не занимать.

– Вы выросли в Юте?

– Нет. Я с юга Орегона. Из городка под названием Ашленд. Вряд ли вы о таком слыхали.

– Как же, я там бывал, – сказал он.

– Вы бывали в Ашленде?

– Лет шесть назад, мы с братом ездили на шекспировский фестиваль.

– Гордость Ашленда.

– Чем занимался ваш отец?

– Почти всем. Мастер на все руки, так сказать. В девятнадцать он приехал в Орегон работать на складе пиломатериалов. А закончил тем, что купил себе участок земли. Больше шестисот акров. В то время земля еще была дешевая, это было до того как стали приезжать калифорнийцы, – попыталась я сымитировать говор отца.

– Ваш отец еще жив?

– Да.

– Часто его видите?

– После свадьбы не видела ни разу. Удивительно, что он появился на торжестве.

– А мама?

– Мама была чудеснейшей женщиной. По крайней мере, такой я ее запомнила. Мне было четырнадцать, когда ее не стало.

– Как жалко, – посочувствовал Эндрю. – Отец еще когда-нибудь женился?

– Лет шесть назад. Женился на женщине, которая на несколько лет моложе меня. Официально сообщил, что переписал завещание. После его смерти все отойдет ей. У него земли на несколько миллионов.

– Так он богат?

– По нему не скажешь. Так и живет в бревенчатом домике, который построил сорок лет назад.

– Он живет в бревенчатом домике?

– Ну, не как у Авраама Линкольна, конечно. В доме есть канализация, джакузи и сауна. Почти три тысячи квадратных футов.

– А продавать землю он не собирается.

– Пока жив, нет. Это его пристанище. Он… как сказать… Выживальщик? У него собственный колодец, полный сарай динамита, целый арсенал. Он даже патроны сам делает. – Я снова застонала. – Отец ненавидит весь мир. Ненавидит, когда вторгаются на его территорию. Особенно защитники окружающей среды.

Как-то раз он вырубал на своей земле деревья, и соседи заявили в полицию. Только полицейский уехал, он схватил меня в охапку и отправился к их дому. Отец – человек большой, шесть футов и три дюйма, а в гневе и того больше.

Раньше он просто вызвал бы соседа на улицу, или выволок бы, и хорошенько бы его отдубасил. Но времена изменились. Отец далеко не дурак, понимал, что соседи его засудят, поэтому выбрал другую тактику.

Он начал колотить в дверь, даже весь дом закачался. Хозяева лишь нос осмелились в щелочку высунуть. Помню, как сильно они были испуганы. Спросили у отца, чего ему нужно. Тот спокойно объяснил: «Вы живете с подветренной стороны от меня. Восточный ветер с океана дует так, будто горный