Иногда Эдварду хотелось объяснить, почему он всегда что-то записывает, но потом он думал: зачем? Все равно не поймут. Даже мама и доктора не понимали, а они хотя бы старались разобраться, тогда как всем прочим и дела не было. Людям лишь бы ярлык навесить: этот – урод, тот – заморыш.

Читать и писать Эдвард научился рано. Как жилось до того, как он открыл для себя буквенное выражение всего, что есть в мире, мальчик не помнил. И задумываться о том, каково ему было, не хотелось, и без того ясно: было ужасно. Мать говорила, у Эда то и дело случались «приступы»: он мычал, рыдал, трясся от страха, производил однообразные движения руками и всякое такое.

Когда научился грамоте, стало легче, приступы почти пропали.

Эдвард был устроен по-особому, не как остальные люди. Если совсем просто, можно сказать так: вся информация, которая есть в мире, проливалась на него мощным потоком, не зная барьеров и ограничений.

Когда-то мать возила сына в город Яйце, что в Боснии и Герцеговине. Там прямо в центре города есть громадный водопад: река Плива падает с более чем двадцатиметровой высоты, сливается с рекой Врбас. Вода ревет и грохочет так, что стоять рядом и говорить невозможно, приходится кричать, чтобы тебя услышали.

Укрыться от шума нельзя, остановить поток воды хоть на миг – тоже. Вот она, иллюстрация жизни Эдварда! Он, как диковинный локатор, улавливал и впитывал всю информацию всюду, где бы ни находился: новости, события, сведения о других людях (внешность, имена, голоса и прочее), абсолютно все слова тех, кто находится в пределах слышимости, показатели уровня загазованности, влажности воздуха, скорости ветра, температуры, данные о пробках на дорогах, качестве продуктов и прочее, прочее. Сигналы окружающего мира, на которые обычный человек не обращает внимания, не замечая, отфильтровывая автоматически, сваливались на Эдварда.

Он не мог защититься от этого шквала, каждую секунду узнавая тысячи вещей обо всем на свете. Важное и несущественное, вредное и полезное, нужное и бессмысленное валилось на него, обрушивалось ревущим бесконтрольным потоком, занимая все больше места в его мозгу.

Эдвард не был замкнутым – он всего лишь не успевал реагировать. Не был безучастным – просто слишком многое требовало его участия, он не мог отдать предпочтения чему-то. Не был и молчуном, но сказать нужно было так много, что не хватало слов (да и не стоило начинать, все равно каждый миг придется говорить что-то другое, новое, ведь поток информации обновляется).

Взрослея, Эдвард придумал, как с этим справляться, сообразил, что надо переводить часть информации в письменную форму, сбрасывать ее, записывая куда-то, освобождая мозг, который в противном случае мог перегреться и взорваться. Ведь сбрасывают же давление в газовом котле, когда оно становится слишком высоким.

Способ помогал, но писать нужно было постоянно, непрерывно. Мозг Эдварда кипел – привычное состояние, которым он научился управлять. В его голове постоянно звучали различные голоса, сливающиеся в один сплошной гул, похожий на рев того громадного водопада, и Эдвард не представлял, что может быть иначе.

Не представлял до того мгновения, пока Сэм не достал со дна шкатулку. Едва взглянув на нее, мальчик сразу понял: особая вещь. Собственно, у Эда и не было шанса воспринять шкатулку иначе, не было возможности засомневаться.

Дело в том, что с появлением таинственного предмета голоса смолкли. Рев в голове стих. Потоки информации иссякли.

Водопад засох – ни воды, ни шума.

Кипящий хаос сменился штилем.

Эдвард слушал тишину недолго. На смену голосам, сводящим с ума, пришел один-единственный голос. Ясный, чистый, звонкий, но не громкий; повествующий ровно о том, о чем следовало знать. Ничего лишнего, ложного, неверного.

Голос говорил правду, Эдвард сразу это понял, когда он подсказал, как открыть шкатулку. Все изумились, но Эдвард ничему не удивился. Голос говорил, что и как делать, а больше никто не мог слышать его указаний.

Все получилось. Голосу стоило верить, а потому ту бусину Эдвард сунул в рот и проглотил без колебаний. Знал: это ему на пользу. Пусть все случится.

Так и вышло. На смену плохому пришло хорошее. Голос умолк, больше он не был нужен, его миссия выполнена.

Эдварда наполнил покой. Он впервые в жизни ощутил себя сильным и невозмутимым, с легкостью прислушивался к себе и мог делать то, что считал нужным в данную минуту.

Например, мог писать слова, только если сам хотел.

А мог произносить их.

Вся информация, все знания, переполнявшие его до краев, до такой степени, что он захлебывался и давился ими, сами собой рассортировались, аккуратно расставились на нужные полки, чтобы их можно было извлечь в нужный момент.

Много было бесполезного. Зачем сейчас, например, предоставленная Адамом историческая справка про Джердапское ущелье и крепость Голубац? Но было и значимое: пассажиры «Дунайской девы» до сих пор не удосужились запомнить, как кого зовут, а Эдвард знал не только их имена, но и многое из того, что они вольно или невольно демонстрировали миру. И что носили в себе.

К слову, наблюдательность и внимательность крайне важны. Если бы люди потрудились приглядываться к своему окружению, то многое понимали бы про тех, кто рядом. Но они не делают этого – им незачем; каждый занят выпячиванием себя.

Взять того же Адама. Он замкнут и глубоко несчастлив, его гложет вина, сознание собственных провалов. Улыбка натянутая, мышцы напряжены, он нервничает, хотя старается держать себя в руках. Работает с людьми, но людей не любит, общение для него – мука мученическая, к тому же он катастрофически боится сближаться с кем-либо. При этом людей к нему тянет, особенно женщин.

Например, Елену. Эта дамочка – классическая неудачница: всегда видела смысл жизни исключительно в союзе с мужчиной, однако осталась одна. Липучая, как расплавившаяся на солнце жвачка. Цепляется за былую славу красавицы, не сознает, насколько неинтересна. Женщина лишь в юном возрасте может выезжать за счет внешности, но красота – скоропортящийся товар, как и молодость, а больше Елене предложить нечего. Поэтому она никому не нужна, но боится признаться себе в этом.

Ее подруга Нина тоже обижена жизнью, но по иной причине. У нее умный и живой взгляд, открытое, доброе лицо. Но сразу заметно: она считает себя унылой и скучной, не дает себе права на счастье. Безжалостно топчет свои порывы в угоду другим, катком проезжается по собственным желаниям, позволяет кому ни попадя командовать собой.

Белокурый Александр на вид – вылитый Кай, которому в глаз попал осколок зеркала злой колдуньи: заносчивый, насмешливый, равнодушный. А на деле