торжественно передаст захваченных пассажиров и сдастся сама. А если что-то не получится, то в мире много самолетов, которые могут захватывать соплеменники, чтобы потребовать освободить сестру по вере. Теперь такой опыт есть.

– Что ты предлагаешь, Юсуф? Как будем уходить? Может, у тебя есть шапка-невидимка? – Судя по количеству вопросов, капитан хоть и согласился на прорыв, но пока не видел реального способа, поэтому нервничал и готов был в любой момент отказаться.

– Днем уйти не получится: все на виду, значит, пробовать надо ночью.

– Но прожектора все заливают светом так, что ночью светлее, чем днем, – возражал палестинец.

– Правильно, брат, – Батый старался говорить спокойно и уверенно, чтобы не дать собеседнику сорваться на эмоции и отказаться. – Значит, надо сделать так, чтобы они погасли на несколько минут. После яркого света глазам надо время, чтобы привыкнуть к темноте. Это и есть наш шанс. Согласен?

Простые логичные вопросы, когда оппонент вынужден соглашаться, позволяют снижать уровень эмоциональности и раздражительности у собеседника. Согласие хоть с чем-нибудь заставляет становиться на одну позицию даже оппонентов. В дополнение желательно подкидывать различные варианты решения. Когда человек делает выбор, то, естественно, включает через логику разум, тем самым гася излишнюю эмоциональность. К тому же выбор – это всегда рассмотрение нескольких вариантов, то есть уже элемент согласия, а не отказа.

– Это – да, но как это сделать? Перестреляем прожектора?

– Зачем поднимать ненужный шум. Мы их попросим самих это сделать. Это же лучше, чем стрельба, согласись. – Юрген уже прикинул варианты, но ему хотелось, чтобы у самолюбивого араба сложилось впечатление, что это они вместе пришли к решению проблемы.

– Это понятно, но как, Юсуф?

– Я думаю, надо сделать им предложение, которое их заинтересует, и в качестве согласия с ним они должны будут погасить прожектора на несколько минут, якобы из-за технической неисправности. Как думаешь, пройдет?

– Такое может получиться, – согласился капитан.

Напряженность у него сменилась азартом. Видимо, он понял, что легенда о том, как ему удалось вырваться из плотного кольца американского и полицейского спецназа, будет с восхищением долго передаваться среди его соплеменников. – Что предложим? Предательство?

Юрген был рад, что мысль об измене первым высказал сам араб.

– Слушай, а ведь это хорошая мысль, Садик. Напишем в записке, что кто-то из нас готов нейтрализовать двух других захватчиков и отпустить пассажиров, с условием, что власти пообещают его беспрепятственно выпустить и не преследовать в дальнейшем. Как знак согласия с таким планом попросим выключить в определенное время прожектора. Пойдет? – Батый решил, что уже достаточно говорить намеками, и зафиналил свое предложение.

– Думаю, сработает. Только надо добавить еще про миллион долларов, – почему-то смущаясь, дополнил палестинец.

«Что у вас в мозгах? Одна торговля», – подумал, но не произнес вслух разведчик.

– Миллион слишком много. Его нереально сразу собрать в этой дыре. Давай по минимуму. Сто тысяч. Согласен?

– Ладно. Пусть будут сто тысяч, – проворчал Садик и невольно вздохнул. – Пиши записку. Я запрошу посыльного с очередной порцией воды. Незаметно через него передашь.

В багаже кого-то из пассажиров Батый нашел две черных чадры – традиционное покрывало, закрывающее восточную женщину с головы до ног.

Потянулись томительные часы ожидания. Потом счет пошел на минуты. Примут власти их условия или нет? Наконец ровно в час тридцать ночи прожектора потухли. Понеслось! Несколько минут никто ничего видеть не будет.

Батый распахнул задний люк Боинга, выпрыгнул и откатился в сторону от самолета в редкие кустики. От непривычки женский просторный балахон закрутился вокруг тела, как кокон, так что он еле смог распутаться. Следом прикатилась другая фигура в черном. Глаза еще не адаптировались, поэтому они ползли по памяти. Больно ударившись сослепу о какой-то железный ящик из аэродромного оборудования, они поняли, что направление верное, и сноровисто поползли дальше к забору из колючей проволоки. Ну вот и пригодились навыки ползания по-пластунски, закрепленные на полосе препятствий в лагере палестинских террористов.

Интуитивно Батый почувствовал опасность и с силой прижал капитана к земле. Они замерли. За железный ящик, от которого они отползли всего лишь метров на пять, метнулись две тени. У одной из теней пиликнула рация, и они услышали, как приглушенный голос по-английски произнес: «Мы на месте». Бойцы американского антитеррористического отряда не стали поддаваться на соглашение с захватчиками и скрытно выдвинулись ближе к самолету для молниеносного броска.

Беглецы замерли.

Пока стояла темнота, их под темной чадрой было не видно, но, как только снова включатся прожектора, вероятность, что их засекут, резко увеличивалась. До колючки оставалось метра три. Медленно, вжимаясь в песок, молясь, чтобы ничего не звякнуло, беглецы упорно ползли в сторону ограждения. Пыль и песок забивали нос, рот, глаза. Пот катил градом. Руки до крови посекла жесткая трава, но они упрямо ползли. Свет зажегся, как всегда, внезапно. До спасительной проволоки оставался метр. Пусть не сразу, но через пару минут их засекут.

Возможно, аллах услышал их молитвы, а может быть, Лейла решила им помочь выиграть еще какое-то время. Над взлетной полосой раздался звонкий женский голос:

– Внимание всем! Мы сдаемся! Подайте лестницу, будем выпускать пассажиров.

Рация у янки снова пиликнула, оттуда донеслась команда: «Гоу». Бойцы не оглядываясь понеслись к лайнеру.

Юрген рывком преодолел остаток пути. Дальше он действовал, как учили на курсах уже разведчиков КГБ СССР. Он поймал колючку в рогатку между магазином автомата и цевьем, деревянной накладкой под стволом, затем резко перевел оружие в вертикальное положение. Первым в образовавшуюся щель полез палестинец. Чадра зацепилась за железные колючки, но, к счастью, ткань была довольно тонкая, и капитан, практически не останавливаясь, как дикий кабан, прорвался за ограду. Следом то же самое проделал и советский нелегал.

Выбраться из пустыни пешим ходом – смертельный риск, сделать это можно только на транспорте по автотрассе.

От аэропорта Дар-Эль-Бейда вели три дороги. На север – в Туггурт, на запад – в Гардая и на восток – в сторону Дебдеба через Большой Пустынный Эрг. «Эргом» арабы называют море песка. Так вот Большой Пустынный Эрг – это просто океан песка, и человек в нем не капля, а песчинка.

Полиция выставила передвижные посты на всех трех дорогах и досматривала каждый автомобиль, надеясь задержать беглецов. Ну не пойдут же они в пустыню, находясь в здравом уме, а если пошли, то искать их бесполезно.

Они пошли. В пяти километрах от аэропорта находились давно заброшенные резервуары для авиационного топлива. Большие железные бочки были установлены еще англичанами, когда они строили аэропорт в начале двадцатых годов. Со временем резервуары пришли в негодность и стали просто элементом пустынного