Шрифт:
Закладка:
Догадка оказалась верной. Только интервью мы давали порознь и совсем не журналистам.
* * *
Первым за жабры меня взял представитель военной прокуратуры. Капитан юстиции Фролов. Вернее, он обнял меня нехотя, даже не скрывая своего отношения к рутинному занятию. Хмыкнул только один раз, узнав, как я вообще попал в армию.
– По какому приказу, говорите, они вас призвали? – спросил он, слегка удивленно посмотрев на меня.
Я и оттарабанил вколоченные в память даты с номерами и пунктом. Это как зэк, в любое время дня и ночи автоматом сообщающий статью, начало и конец срока.
– Вот ведь придурки! – сказал он, почесывая кончиком карандаша где-то у себя за ухом. – Его же отменили. Ладно, к нам это не относится, – и продолжил опрос, записывая, кто, как и куда.
Удовлетворенно отметил, что оружие я не потерял, и оно в целости и сохранности при мне. Минут двадцать он меня мурыжил, не дольше. А мне всё не давала покоя его реплика по поводу военкоматовских деятелей. Я не выдержал, спросил при прощании у капитана, что он имел в виду, но тот только буркнул: «Служите, товарищ лейтенант». Надо дать ценные указания уточнить всё при первой же возможности.
Зато после Фролова приперлись двое из ларца, хоть и не одинаковых с лица. Один наш, целый майор из особого отдела, некто Демченко, и товарищ из местного комитета глубокого бурения, который тут называют ХАД. Вроде присадку к маслам такую выпускали, в их честь назвали, что ли? Фамилию афганца я даже не пытался запомнить, что-то жестоко-заковыристое.
Очень скоро мне стало не до шуточек. Деятели копали споро и дружно. Я быстро достал их тем, что каждый ответ начинал словами «Согласно приказу майора Арашева», и Демченко велел опустить эту присказку, мол, они уже поняли, что даже по малой нужде все ходили исключительно по воле майора.
Но мне было предложено вспомнить всё поминутно – кто где сидел, что делал, как вел себя. Милостиво разрешили только пропустить ту часть, где мы тащили Арашева по камням. А то я готов был вспомнить, кто за какую ручку носилок держался. Очень скоро у меня разболелась голова, да так, что перед глазами темнело. О чем я и сообщил своим мучителям. В отличие от дебила Карамышева, эти никаких эмоций не проявили. То есть вообще, даже бровью не повели. Отпустили, и афганский товарищ любезно подсказал дорогу к офицерской общаге, где нам предстояло ночевать.
Я даже на ужин не пошел, помылся – и в момент отрубило. Мне снился долгий и бестолковый сон, в котором военкоматчик отправляет меня еще куда-то, ссылаясь на приказ от сорок третьего года, дескать, согласно ему – я должен служить до конца жизни. Проснулся в темноте, поворочался, послушал чье-то тревожное сопение на соседней койке, перемежаемое долгими паузами апноэ. Вспомнил, как на «скорой» у нас был фельдшер, у которого вот такие задержки дыхания чуть не по минуте случались. Мы все привыкли, а один новенький доктор пытался реанимировать коллегу.
Ожидаемо загрустил и надумал вставать. Сейчас мне грусть-тоску развеют, и следа не останется.
И правда, вчерашние ребята решили не откладывать в долгий ящик разборки и приступили почти сразу после завтрака. Вежливые, собаки, о самочувствии справились, водички в стакан налили. Попеняли, что доктор о своем здоровье не переживает, надо было сходить в медчасть. Потом сочли предварительные ласки достаточными – и понеслось.
Кто услышал приближение духов? Как расположились стрелки? Точно девятнадцать рыл было? Уверены, что трое ушли? А почему решили не преследовать? Были среди бандитов люди во фраках и цилиндрах? Среди убитых имелись негры или европейцы? И та же хрень по кругу.
А потом я понял, что именно до этого момента была прелюдия, потому что мне предоставили для ознакомления здоровенные фотоальбомы, набитые портретами разных местных мужиков. Серьезный подход. Только бесполезный. Череда бородатых лиц, которые запомнить в принципе невозможно. Хоть убейся.
И сколько я ни отнекивался, что было темно, и память на физиономии хреновая, и чужие люди для меня все на одно лицо, но хадовец не отставал. И просто вежливо пролистать, а потом отложить в сторону не получалось никак. Хрен этот сидел возле меня и постоянно тыкал пальцем, весьма азартно спрашивая, не видел ли я среди ушедших вот этого самого деятеля. Эх, дорогой товарищ из «органов», да ты мне сейчас хоть мою фотографию сюда вклеивай – не узнаю и ее. Потому что достала меня эта ваша говорильня хуже даже самого факта службы!
Когда закончилась байда с семейными альбомами, Демченко воспринял мой вздох облегчения правильно. Кому такое понравится?
– Понимаю, устали, – проникновенно, мне даже на миг захотелось поверить ему, сказал он. – Но давайте еще немного поработаем и закончим. Поймите, никто не желает вам зла. Очень даже наоборот, я восхищен тем, как вся ваша группа вела себя в сложной ситуации. Согласны?
Мне были предложены крепкий чай – почти чифирь и конфеты с замечательным названием «Радий». Создатели этих конфет, наверное, думали, что съевший их будет лучиться от удовольствия.
– Куда же я денусь с подводной лодки? – буркнул я, чем вызвал тень улыбки у особиста. – Давайте.
Ну, тут всё просто было и почти не больно. Вопросы касались исключительно времени перед вылетом. А мне что – никуда не ходил, ни с кем не разговаривал, ничего не видел. Спал потому что. Поговорили – и на свободу с чистой совестью. Как раз обед подоспел. Летчиков вообще хорошо кормят, грех жаловаться.
* * *
И наступило сладостное безделье. Потому что и девчат тоже опросили, а теперь, как кто-то им объяснил, начнут сверять показания. Если вопросов не будет – отпустят. Тем более что с медиками в Кандагаре швах. А тут вон, аж трое бока отлеживают. А летуны здесь зато серьезные, груши известным органом не околачивают. Судя по трепу в курилке, в которую я забрел, дожидаясь ужина, жизнь у них интенсивная и изобилует всякими интересными происшествиями.
Кто-то спросил, откуда я такой красивый у них нарисовался, я ответил, слово за слово, рассказал им краткую версию наших похождений.
– «Красную Звезду» должны дать, – пророчески произнес старлей со смешно торчащими светло-русыми на голове волосами. – Командира вынесли, духов перебили, ПЗРК принесли.
– Ага, скажи еще
