Шрифт:
Закладка:
Я снял гимнастерку, бросил в угол – один хрен ее только стирать. Умылся и после этого обработал руки. Местный эскулап, скорее всего, санинструктор, по-русски говорил примерно как я на пушту. И на дари тоже. Саляма-алейкум – алейкум-асалям. Впрочем, мы с задачей разобрались. Пока я плюхался, он всё подготовил, повязку снял.
Да уж, товарищ Арашев, нога твоя прямо визжит уже, что ей срочно надо в госпиталь. Края покраснели, сукровица вроде как попахивать начинает. В медицине любое сомнение надо записывать в пассив, потому что запах был еще сильно сомнительный. К счастью, у парня нашлись и антисептики, и бинты, так что я там всё промыл фурацилином, края – перекисью, а потом смазал самым ходовым военным лекарством – спиртовым раствором бриллиантового зеленого. И уколол пенициллином, даже не просроченным. Других антибиотиков у Царандоя здесь не было всё равно.
– Что у меня там? Все хреново?
Майор очнулся, посмотрел на меня мутным взглядом. Я только заковыристо выругался. Вспомнил все – первую мировую, вторую, вторжение в Афган.
– Это не вторжение! – строго мне выговорил Арашев. – Мы здесь по просьбе законного правительства.
– После того, как незаконное – Амина – грохнула Альфа?
– Откуда ты знаешь про Альфу?
– Болтали в самолете лейтенанты, – отмазался я.
– Амин стал нелегитимный после того, как приказал удавить Тараки!
Зашибись разговор пошел. Майору могут ногу отрезать, а он про легитимность задвигает. Тараки какой-то… Я хотел отмолчаться, но не тут-то было.
– Если бы нас тут не было – тут были бы базы США. Амин уже пригласил американских советников, и те выбирали места под пусковые шахты!
– Ну а мы бы на Кубу обратно завезли ракеты – отвечать надо соизмеримо.
– Никто бы уже не дал на остров через полмира тащить ракеты, – майор покачал головой. – Теперь все со спутников видно, любой корабль пасется круглые сутки.
– Разве нельзя было поддержать местную оппозицию Амину? Оружием, деньгами…
– Какая оппозиция, лейтенант?! Тут всего одна партия с двумя якобы фракциями, «хальк» и «парчам». Да всякие исламисты в деревнях. В основном имамы при мечетях и их огромные семьи. Им, кстати, американцы сейчас через Пакистан и засылают оружие и деньги.
– Так что же делать?
– Если бы я знал, – Арашев тяжело вздохнул, поморщился. – Эти горы невозможно контролировать. Перевалы мы худо-бедно закрыли, но наше слабое место – конвои. Их легко клевать из засад. А без конвоев – нет снабжения. Раньше перевозки эффективно прикрывали боевые вертолеты, теперь сам видел – у бородатых есть китайские ПЗРК. Что делать – ума не приложу. Ну да ладно, теперь это не моя головная боль. В Союз, к семье… Комиссуют поди, эх… ребят жалко, как они без меня?
– Уж как-нибудь.
– Вот именно, как-нибудь – это считай ты сдох тут…
Я померил майору температуру. Она не радовала, тридцать восемь и два. Не скажешь уже пренебрежительно на вопрос коллег: «Да ерунда там, субфебрилитет». Давление держит, сто десять на семьдесят, пульс соответствующий, сто шесть. У меня, кстати, тоже сердце стучит за сотню, и температура тридцать семь ровно. Всё-таки перегрелся немного. Голова трещит, во рту сушняк…
Майор перенес очередную экзекуцию стоически, даже не ругался. Спросил еще раз, как там рана. Опытный. Потребовал бинты грязные показать. Но я ограничился устным ответом. Его понять можно, бегая по разным экзотическим местам, экспертом по гнойной хирургии становишься быстро, и оттенки запаха из раны начинаешь интерпретировать покруче дипломированных специалистов.
Тут и золотозубый командир нарисовался. Местный эскулап, от которого толку было меньше чем ноль, быстренько исчез, будто его тут и не было никогда. Понимание важности вертикали власти у них, наверное, из мамкиной сиси впитывается. А я задержался слегка, нанося завершающие штрихи. К тому же я тоже немного начальство, хоть и мелкое, да и Царандой мне ни разу не указ. Поэтому и услышал новости про вертушку, которую снарядят за нами в самое ближайшее время.
А остальное мне и неинтересно было. Поэтому я вежливо попрощался и отбыл для приема водных процедур и пищи.
* * *
Если честно, то обратно в вертолет залезать было стремно. И, похоже, не одному мне. Девчата тоже переминались с ноги на ногу и смотрели на зеленый корпус с опаской. Но я наступил на горло собственной песне, первым полез внутрь. Всё равно другого транспорта нет и не предвидится. Трофеи и без нас загрузили два прапора с суровыми лицами хозяйственников. И фельдшер с чемоданом там тоже имелся, хотя делать ничего и не пришлось: клиент обезболен, транспортная иммобилизация присутствует, и не из подручных материалов, а из лестничной шины имени товарища Крамера, довольно ловко согнутой по размерам афганцем Рашидом.
И внутри женская часть нашего коллектива сбилась в кучку, все как одна сцепили зубы и сохраняли напряженное выражение лиц. Фурцева даже смочила щечки слезами. Тоня, заметив – достала платок и вытерла, попутно попеняв:
– Ты в армии!
Ага. «You in the Army Now», – пропел я про себя. Прям все как в песне – vacation in a foreign land. То бишь «отдых» в чужой стране. Ни в чем себе не отказывайте.
– Я домой хочу! К маме.
Блондинка опять залилась слезами.
Я посмотрел на Ким. Та терпела все стоически. Даже умудрилась мне подмигнуть.
– Не вздумай маме ничего сообщать! – воспитывала Фурцеву Тоня. – Она с ума сойдет. Только хуже будет.
– А я хочу уволиться!
– Демобилизоваться.
– Да, демобилизоваться!
Дегтярева что-то зашептала медсестре на ухо. Не бином Ньютона, что именно… Жалуйся врачам на все сразу, боли в груди, животе, глядишь, как и Арашева, комиссуют. Только тут поди местные врачи собаку съели на любителях косить…
Прапорщики, глядя на это, лишь головами качали.
Ох, как я их понимаю. Это даже покруче, чем в автомобильной аварии побывать. Хотя и это по-разному переносят. Я же подбирал мужика, у которого машина в хлам разбилась, а у него цель была – в роддом к жене попасть, так что сел и поехал.
Но никаких сюрпризов полет нам не преподнес. Трясло, шумело, но буднично и даже скучно, наверное. Пейзаж внизу разнообразием не радовал – пятьдесят оттенков серого, желтого и коричневого. Мне довольно быстро надоело, и я по примеру Арашева закрыл глаза и попытался помедитировать.
Только приземлились – и нас сразу разлучили. Майор, Фурцева и Тихонов отправились в госпиталь. А мы
