Несколько мужчин стояли у входа в «Дом политической книги», еще трое – у витрины «Пушкинской лавки». Около газетного киоска курили и постреливали по сторонам бдительными глазами парни с красными повязками дружинников. Никто не «толкался». Растерянно озираясь, Игорь остановился. Иди рядом, не останавливайся! – бросил на ходу бородатый мужик в рыжем дубленом полушубке, задев Игоря плечом. Игорь пристроился параллельным курсом, подладил шаг, «взяв ногу». Книжечки интересуют? – не повернув головы, спросил бородатый. Что ищем? Подарок, ответил Игорь. Понял. Молча вышли на Пушкинскую, свернули в арку, во двор. На древнем скрипучем лифте поднялись в сетчатой шахте на третий этаж, спустились по лестнице на пролет. На широком подоконнике, опершись на спортивную сумку, сидел молодой парень. Бородатый жестом согнал его с подоконника и начал выкладывать из сумки книги. Зазвучала музыка далекой потусторонней жизни: Фолкнер, Гессе, Фриш, Кортасар, Маркес, Пруст… Когда на вершину башни из книг водрузился небольшой квадратный томик, Игорь мгновенно почувствовал, что легкая, будто вздутая ветром, линия рисунка на его белой суперобложке имеет к Вике прямое отношение. Прикоснулся к глянцу обложки пальцами. Он всегда чувствовал в Вике этот ветер. Который дул неизвестно откуда и нес ее неизвестно куда. Последний прижизненный сборник Анны Андреевны, сказал продавец, шестьдесят рублей. И уважительно пояснил: Модильяни рисовал. Для понимающей девушки подарок что надо. Игорь торговаться не стал – денег хватало.

Ожидание Нового года превратилось в пытку. Время затормозило бег. Сознание как будто поразила опухоль и заткнула рыхлыми тромбами каналы, по которым прежде свободно циркулировали мысли, Вики не касавшиеся. Английские слова перестали запоминаться. Приоритеты, цели, планы – все покатилось к черту. Логика принятия решений нарушилась. Знание, что ни при каких обстоятельствах он не сможет взять с собой ни Вику, ни ее ребенка, было надежно замуровано. Волновало: придет? Или нет? Вот в чем вопрос! Других вопросов не было. Нет, был еще один – понравится ей подарок? Или следует подумать о чем-то еще?

В воскресенье Игорь повел сына в театр Натальи Сац на утренний спектакль «Петя и волк». Самое сильное впечатление на Гошу произвел буфет – он съел четыре бутерброда с икрой и выпил бутылку лимонада. На обратном пути в метро, когда Гоше предлагали сесть, он мужественно отказывался: ничего, я постою, говорил он и, ожидая одобрения, быстро вскидывал глаза на меня.

На асфальте тротуара вдоль генеральского дома были накатаны длинные черные языки льда. Гоша разбегался, катился, ловко выбегал на асфальт, следом за ним, изображая счастливого отца, молодцевато катился Игорь: может, все же лучше духи подарить? На последнем катке – за несколько метров до арки – окна побежали по стене вверх, серое пасмурное небо, отчерченное кромкой крыши, резко вскинулось. Очнулся от крика: папочка, вставай! Видимо, на какое-то время Игорь потерял сознание. Сел на асфальте. В глазах лопались черные пузыри. Гошина красная вязанная шапочка выбегала из фокуса, двоилась. В затылке гудело, будто где-то вдалеке кружил реактивный лайнер. В лифте Гоша, запрокинув голову, тревожно спрашивал: ты как? Ты как? И заботливо стряхивал налипшую грязь с моего рукава. Поставил себе очередной зачет? – спросила Гуля, втянула сына в прихожую и сразу захлопнула дверь.

Хотелось избежать Бетиных беспокойных вопросов. В свою комнату Игорь прошел незамеченным – у Беты в комнате работал телевизор. Лежать на спине не получилось – на затылке надувалась шишка и кружилась голова, как если бы много выпил. Перевернулся на живот. По солнечному зеленому лугу шла босая девушка в светлом ситцевом платье. У нее были волосы цвета соломы и карие глаза. Вокруг нее кругами носилась собака – рыжий боксер из вивария. Его с партией других неудачников привезли накануне – он не бросался с лаем на решетку, как другие новобранцы, а тоскливо сидел на досках помоста, настороженно шевелил треугольными ушами и взглядом исподлобья, приоткрыв скобочки белков, смотрел в проход между клетками. Девушка бросала боксеру палку, тот весело ее приносил. Внезапно нога у него подвернулась – он упал. На зеленую траву вывалились розовые кишки. Пес растерянно посмотрел на девушку, перевел взгляд на выпавшие внутренности и, глубоко вздохнув, положил голову в траву. Артерии брыжейки пульсировали, на влажном глянце кишки то появлялся, то исчезал солнечный блик: тик-так. Печень с налипшей луговой трухой валялась в стороне – за головой собаки. В месте пересечения воротной вены торчали нитки разорвавшегося анастомоза, оттуда тонкой струйкой сочилась черная кровь. Девушка опустилась на колени рядом с собакой, бережно взяла печень и положила ее в глиняную миску. Вытерла окровавленные руки о подол платья. Испуганно обернулась – через луг по рельсам на полном ходу неслась желтая мотодрезина и заполошно трезвонила.

Должна тебе сказать – любовь не покупают бутербродами с икрой и ведрами лимонада! – выкрикнула в трубку Гуля. Что случилось? – сонно спросил Игорь. Похоже, что отравление. Гошу вырвало. Температура? – спросил Игорь. Пока тридцать семь и две, сказала Гуля. Мы еще пирожки ели, признался Игорь, с мясом. У метро «Университет». В коротких гудках заклокотала ярость.

Следом за Гулей позвонил Кантемир – Игорь разговаривать с ним не стал, молча нажал клавишу.

Когда телефон разразился в третий раз, Игорь звонки перетерпел. Через минуту постучала Бета: возьми трубку, тебя. С тобой все в порядке? – спросила Вика. По потолку, разграфленному тенью оконного переплета, пробежали синие всполохи – по Алабяна проехала скорая или милиция. Лучше не бывает, ответил Игорь. Через пять минут буду, сказала Вика.

В комнате вспыхнул свет. Пальто, остро пахнувшее морозом, Вика метнула на кресло. Она прибежала ненакрашенной, с волосами, впопыхах перехваченными над шеей резинкой. Сказала: лежи! Опустилась рядом с диваном на колени, нащупала на моем запястье пульс. На ней джинсы и синяя облегающая кофта. Рассказывай! Значит, так, доктор, иду я, зла никому не желаю… Перебила: не ерничай!

В позе Ромберга Вика обнаружила у Игоря неустойчивость и тремор. Анизокории, слава богу, не выявила, но горизонтальный нистагм ей показался выраженным. Спросила: тошнит? Пока нет, сказал он, только башка гудит. На всякий случай соврал: слегка. Снимок черепа я бы все же сделала, сказала Вика. Давай не будем спешить? – сказал Игорь. Если через несколько часов у меня не нарисуются «глаза енота», «снимем» перелом «основания». Правильно? Заодно и внутричерепную гематому – время манифестации тоже выйдет. Останется только «сотряс», а это, как ты знаешь, не смертельно.

Вика забралась с ногами на подоконник, откинулась спиной на откос – одна нога вытянута, другая согнута, в руке – блюдце, уже давно служившее