Шрифт:
Закладка:
«В Имперском военном музее всегда было полно детей. Наверное, он их имеет в виду», – догадался Джек.
– Мне была нужна ванная. Неделю без нее обходился. Да и орехи эти с ягодами! Но я так устал, что, наверное, заснул. Сорок раз мигнуть, не больше. А когда проснулся, кто-то потушил весь свет. Я сто лет бродил вокруг в темноте, но наконец отыскал свой «Спитфайр». Да еще, представьте, пришлось по другим самолетам карабкаться, чтоб до него долезть.
Дедушке крупно повезло, что он вообще в живых остался! Карабкаться по подвешенным под потолком старым самолетам и при свете дело опасное.
– А что потом, сэр? – спросил заинтригованный Джек.
– Подумал, стоит полетать немного, размяться. Вверх, вверх и прочь, все такое. И не смог завести старичка! Должно быть, горючее кончилось… – Голос дедушки оборвался, на лице появилась озадаченность. – А потом… потом… наверное, я снова заснул, прямо в кабине. Коротенько так, сорок раз моргнуть, и все, ну вы понимаете.
– Да, командир эскадрильи, конечно.
Они с минуту сидели в тишине, но мальчик снова нарушил молчание. На него накатила горячая волна любви к дедушке.
– Знаешь, все так о тебе тревожились…
Дедушка фыркнул.
– Совершенно незачем тревожиться обо мне, старина. Да меня люфтваффе Гитлера – и то не остановит. О нет! Этот старый летчик никогда не умрет – и всегда будет готов сражаться!
Глава 24
Шкаф в костюме
В Скотленд-Ярде царило смятение. Никто из старших полицейских чинов понятия не имел, что делать с этим потешным старичком, который забрался в самолет в Имперском военном музее.
Однако обвинение против него было выдвинуто серьезное. Нанесение противозаконного ущерба. В результате всего того, что произошло сегодня в музее, теперь три старых самолета нуждались в дорогостоящем ремонте. Поэтому дедушку повели в подвал Скотленд-Ярда в комнату для допроса. Джек умолял, чтобы ему разрешили пойти с ним. Мальчик объяснял полицейским, что мысли у дедушки путаются и ему может потребоваться помощь внука. Что же теперь ждет дедушку? Суд? Тюрьма? Мальчик понимал, что дедушка здорово влип. Вопрос только – насколько глубоко?
Комната для допросов оказалась маленькой и темной, а все в ней – серое-пресерое. Стены. Стол. Стулья. С потолка свисала одна-единственная голая лампочка на проводе. Окон в комнате не было, лишь маленькая прорезь в верхней части двери, через которую можно было заглянуть снаружи.
Дедушка с внуком провели там некоторое время одни, а потом в смотровом оконце показались четыре глаза.
Звякнули ключи – и высокая металлическая дверь распахнулась.
На пороге стояли двое полицейских в штатском. Настало время допроса.
Один из следователей был необычайно рослым и широкоплечим: настоящий шкаф в костюме. Его же партнер по борьбе с преступностью, напротив, был тощим, как жердь. Издалека вы бы его запросто перепутали его с бильярдным кием.
Оба они попытались одновременно пройти через подвальную дверь. Нечего говорить, что оба там и застряли – плохо сидевшие лоснящиеся серые костюмы так и терлись друг о друга.
– Я застрял! – вскричал верзила, детектив Окорок.
– Не моя вина, Кимберли, – отозвался тощий, детектив Мосол.
– Не называй меня Кимберли перед подозреваемым! – громко прошептал Окорок.
– Но, Кимберли Окорок, тебя ж зовут Кимберли!
– Прекрати повторять!
– Прости, Кимберли! Я ни за что не стану больше называть тебя Кимберли. Обещаю, Кимберли!
– А сам все повторяешь и повторяешь!
Было совершенно очевидно, что здоровяк терпеть не может свое девчачье имя. Уж верно, ему бы хотелось что-нибудь побрутальнее, типа Чад, Курт, Брэд, Рок или, на худой конец, и Брут.
В конце концов Кимберли все же протиснулся в дверь, изрядно примяв при этом своего напарника.
– Мне больно! – заверещал Мосол.
– Прости! – ухмыльнулся Окорок.
Джек с трудом подавил смешок, когда эта парочка ввалилась в комнату. В суматохе они оставили дверь нараспашку с торчащей из скважины связкой ключей.
– Гестапо! – прошипел дедушка внуку. – Я с ними сам разделаюсь!
Гестапо – так называлась жуткая тайная полиция Гитлера: слово из совершенно иного мира, к которому эти два шута гороховых не имели никакого отношения. Но уж если дедушка был в чем-то убежден, то разубедить его было невозможно, так что Джек помалкивал.
После того как оба детектива пригладили помятые костюмы и расправили галстуки, этот негармоничный дуэт уселся напротив Джека и его дедушки.
На несколько долгих секунд воцарилась неловкая тишина. Оба полицейских, казалось, ждали, пока второй заговорит. – А ты ничего не собираешься сказать? – наконец прошептал Окорок уголками губ своего широченного рта.
– Мне казалось, мы условились, что первым начнешь ты, – отозвался Мосол.
– Ой да, и правда. Прости. – Очередная пауза. – Но я не знаю, что сказать.
– Простите, мы на минуточку, – извинился Мосол. Смущенно улыбнувшись Джеку и дедушке, полицейские снова вылезли из-за стола. Джека это все ужасно смешило, но он боялся себя выдать. На лице дедушки застыло недоумение.
Детективы забились в угол маленькой серой комнатки, почти вплотную прижимаясь друг к другу, точно обсуждающие тактику игроки в регби. Мосол отдавал Окороку указания:
– Слушай, Кимберли, мы все это уже проходили. Добрый полицейский, злой полицейский. В конце концов это всегда срабатывает.
– Угу.
– Ну вот и славно.
Окорок на миг задумался.
– А я, выходит, который?
– Добрый! – Мосол снова разнервничался.
– Но я хочу быть злым полицейским, – запротестовал Окорок. Из них двоих он вел себя куда более по-детски.
– Но я же ВСЕГДА злой полицейский! – возразил Мосол.
– Нечестно! – возопил Окорок, как будто мальчишка постарше украл у него мороженое.
– Ну ладно-ладно, – сжалился Мосол. – Будь злым полицейским.
– Ура! – Окорок триумфально ударил воздух кулаком.
– Но только сегодня.
У Джека уже кончалось терпение.
– Простите, а вы еще долго? – спросил он из-за стола.
– Нет-нет-нет, одну секундочку, – отозвался Мосол и обернулся к партнеру по борьбе с преступностью. – Ну ладно, тогда я начинаю. Как добрый полицейский скажу что-нибудь хорошее, а ты потом как злой добавишь что-нибудь неприятное.
– Усек! – отозвался Окорок.
Оба детектива уверенным шагом вернулись на свои места. Тощий заговорил первым:
– Как вы знаете, нанесение противозаконного ущерба – очень серьезное обвинение. Но помните, мы ваши друзья. Мы здесь, чтобы помочь вам. Нам просто-напросто нужны ответы – что вы там замышляли с этими старыми самолетами.
– Да-да, – прочирикал