Когда она вышла из общежития, прижимая к себе драгоценную добычу – помимо карты она обзавелась микроволновкой и электрочайником, – то впервые за сорок восемь часов смогла сказать себе избитую фразу о том, что «жизнь-то налаживается». Конечно, нужно было бы проверить и второе общежитие, но начало темнеть и следовало поспешить к месту ночлега с найденным скарбом.

Сегодня она добилась определенного успеха, и его требовалось закрепить.

В ней, возможно впервые, затеплилась надежда, что она сможет просуществовать на острове в течение нескольких дней, а может быть даже и недель. Надо только каким-то образом подать электричество в магазин, найти дополнительный источник питьевой воды, и тогда она сможет запустить отопление, вскипятить чайник, приготовить пищу в микроволновке и продержаться, пока не придет спасение.

Потому что спасение не может не прийти.

Ноэлла была ее лучшей подругой. С Гаретом они прожили двенадцать лет, и она была матерью его детей. Сейчас они, конечно же, уже заявили о ее пропаже.

Во всяком случае, Ноэлла точно заявила.

Она подумала о Гарете, о бурной истории их непростых отношений, о телефоне, который она нашла в джипе, и о том, куда в конечном итоге привело ее имя Уиллард Ходжес.

И тогда она спросила себя: а не будет ли Гарету проще, если она никогда не вернется домой?

Ранее

На следующее утро после ночной проверки рабочего телефона мужа, не выявившей ничего подозрительного, Ребекка отправилась к Ноэлле.

Повзрослев, Ноэ жила в том же районе, в котором когда-то обитала вся семья Мерфи, и даже некоторое время встречалась с Майклом, когда они учились в средней школе. Конец романа Ноэллы и Майкла не повлиял на дружбу с Ребеккой, и, когда та вернулась в Нью-Йорк, молодые женщины вновь много времени стали проводить вместе.

Для Ребекки Ноэлла была скорее как сестра, а не как подруга.

«Почему бы тебе прямо не спросить у Гарета про телефон?» – поинтересовалась Ноэлла.

Они стояли на крыльце дома, в отношении раздела которого Ноэлла вела длительную борьбу со своим бывшим мужем Томми, водителем в курьерской службе «Ю-Пи-Эс». Бывший муж Ноэллы был тот еще фрукт, и помимо противостояния с ним ей также пришлось бороться с тяжелым недугом: опухоли на обоих яичниках не позволили ей иметь детей, которых она всегда желала всем сердцем. Ребекке всегда казалось ужасно несправедливым, что Ноэлле пришлось пережить столь тяжелое разочарование. Она была бы прекрасной матерью, ведь с Кирой и Хлоей она отлично ладила. Мучительные прошлые отношения закалили характер Ноэллы, а неспособность иметь детей добавила твердости духа, но рядом с дочками Ребекки она становилась мягкой и нежной. Впрочем, сейчас она не собиралась менять тему разговора:

– Почему бы тебе просто не спросить его об этом? – настаивала Ноэлла.

– Мне нужна правда.

– Так тем более надо спросить!

– Я хочу знать больше, прежде чем спрошу его напрямую.

Ноэлла нахмурилась, ее голубые глаза сузились, а темные волосы трепал ветер.

– Так значит, ты боишься его? – спросила она, не сводя глаз с Ребекки.

– Нет, с чего ты взяла?

– Ты сказала, что он никогда не бил тебя.

– Он этого и не делал. Чего же мне бояться?

– Если ты его боишься, Бек, я пойду с тобой…

– Я его не боюсь, Ноэ, сколько можно повторять?

– Тогда для чего играть в детектива? Просто дождись, когда он придет домой, расскажи, что нашла телефон, и послушай, что он на это скажет. Проследи за его реакцией! Если он замешкается хоть на долю секунды перед тем, как выдать более или менее правдоподобную версию, значит у него точно рыльце в пушку. Поверь мне, изменники в большинстве своем не очень-то умеют лгать.

– А если он не будет лгать?

Ноэлла только пожала плечами:

– Ты никогда не узнаешь об этом, пока не спросишь.

– Хочу поймать его на лжи.

– Зачем столько сложностей?

– Я не собираюсь разрушать свой брак на основе одной лишь догадки, Ноэ.

– Бек, подумай сама. У тебя девять месяцев хранился этот телефон. Девять чертовых месяцев! Тебе не кажется, что пришло время узнать правду – и о нем, и о той женщине, с которой он встречается.

– Да, и мне нужно знать наверняка.

– Вот и спроси его! Взгляни правде в глаза, Бек. Гарет – симпатичный парень, уверенный в себе, обаятельный. Домой он заявляется полночь-заполночь, от него за милю несет виски и разит чужими духами. Конечно, он тебе изменяет. Ты это знаешь, я это знаю…

– Я этого не знаю. Во всяком случае, не точно.

Ноэлла посмотрела на Ребекку как на наивного ребенка.

– Бек, он возвращается домой посреди ночи…

– Я услышала тебя!

Ноэлла явно колебалась, не зная, следует ли продолжать этот разговор, а затем пожала плечами и ласково помахала малюткам на заднем сиденье джипа. – Просто пообещай мне одну вещь, – прошептала она, посылая улыбку Кире. – Если он изменил тебе, не прощай его!

– Не буду!

– Ну да, и я так когда-то говорила. Ты ловишь своего мужчину «на горячем», будь то переписка в телефоне или свидание со шлюхой в мотеле, и взрываешься как бомба. «Я этого сукина сына больше на порог не пущу!» – думаешь ты. И выгоняешь изменника. А через некоторое время, когда тебе становится чертовски одиноко, он появляется в вашем с детьми доме, плачет, умоляет простить его, и ты думаешь: «А может, он в кои-то веки говорит правду. Может быть, он изменился». На этом этапе ты снова говоришь ему «нет», но червь сомнения тебя уже гложет. И когда, девочки, – она указала на джип, – просыпаются в два часа ночи с температурой и ты валишься с ног, ухаживая за ними, то готова поспорить, что любая поддержка – особенно от того, кто детям знаком и с кем им комфортно – будет весьма и весьма желанной. И ты снова впускаешь его в свой дом, в свою жизнь, веришь в его чудесное изменение, а он ведет себя так, как будто бы ничего не случилось, но это не так. Случилось! И если это произошло однажды, Бек, это случится снова.

– Я понимаю, Ноэ. Обещаю.

– Ты не знаешь, как это трудно.

– Могу только догадываться.

– Я не о том, что этот негодяй тебя обманывает.

– Так о чем же?

– Я говорю о том, что выживать одной, надеясь только на свои силы, очень тяжело.

II

Разрыв

Ранее

Впервые Ребекка заявила отцу, что хочет стать врачом, когда ей только-только исполнилось пятнадцать лет. Ответ Генри Мерфи был вполне предсказуем: он не скрыл от дочери, что предпочел бы для нее службу в полиции, потому что, по его словам, «она ничего не боится и любит задавать вопросы, чтобы докопаться до сути». Сам он видел в работе полицейского свой единственный выбор после выхода в отставку из армии. Как представлялось Ребекке, за те семь лет,