Следующим шагом в нашем исследовании стала идентификация найденных останков. Напомним результаты предыдущих экспертиз.

Осенью 2015 г. в Княгинином монастыре были обнаружены останки четырех индивидов (№ 1 – женщины в возрасте около 45–50 лет, № 2 – женщины в возрасте около 25–30 лет, № 3 – девочки в возрасте около 9 лет, № 4 – лица с неустановленным полом, возраст старше 10 лет). Данные краниотригонометрии, основанные на показателях внешнего сходства, показали близкое родство индивидов № 1 и 3, а также № 2 и 3. Привлечение к анализу черепа сына Марии – великого князя Георгия Всеволодовича – выявило ряд совпадающих признаков с черепом индивида № 3. Вместе с тем результаты исследования ДНК, установив родство индивидов № 1 и 3, отвергли родство индивида № 2 по отношению к индивидам № 1 и 3. Тем самым оказались перечеркнутыми предварительные выводы экспертов, полагавших, что в Княгинином монастыре были обнаружены останки жены Всеволода Большое Гнездо Марии, ее сестры и дочери. Самым обидным было то, что они вроде бы подтверждались известиями Лаврентьевской летописи о захоронениях в обители, сомневаться в достоверности которых не приходится.

Указанное обстоятельство еще раз подчеркивает огромную ответственность экспертных идентификаций за сделанные выводы, так как их успешное завершение (в том смысле, что останки оказываются принадлежащими именно ожидаемой исторической персоне), как правило, предваряет начало неких социально значимых событий. К их числу относятся: сооружение различных памятных знаков, серии сообщений в средствах массовой информации, в ряде случаев являются необходимым шагом для начала процесса канонизации. Любая, даже мелкая неточность в экспертизе может вызвать волну сомнений. В этом плане достаточно вспомнить о проблемах идентификации останков членов семьи последнего российского императора, которая осуществляется уже не одно десятилетие и имеет большой общественный резонанс.

Помимо широкого набора судебно-медицинских, генетических и криминалистических методик, если речь идет о людях прошлого, ведущая роль принадлежит историческим свидетельствам. Если они предоставляют указания относительно каких-либо особенностей физического облика человека, то наличие подтверждающих проявлений оказывается практически неопровержимыми доказательствами в ходе идентификации.

Так, летописные свидетельства о хромоте Ярослава Мудрого в детстве и взрослом возрасте позволили советским исследователям Д.Г. Рохлину и В.В. Гинзбургу, основываясь на морфологических, палеопатологических и половозрастных параметрах еще в 1940 г. провести идентификацию останков из саркофага Софийского собора в Киеве и определить один из обнаруженных там костяков как принадлежащий Ярославу Мудрому[129]. Все это послужило основой для создания М.М. Герасимовым известного скульптурного портрета-реконструкции.

Как видим, достоверность идентификации только по антропологическому источнику может считаться высокой лишь в том случае, если независимые данные биологии подтверждают как общие, так и специфические характеристики индивида. Это подразумевает, что эксперт должен руководствоваться не только антропологическими, но и археологическими, историческими источниками.

Если индивидуальных особенностей не прослеживается, а имеются только совсем общие сведения (пол, возраст), экспертиза не может быть признана достоверной. При этом довольно распространенная формулировка «полученные данные не противоречат тому, что этот индивид может быть тем-то и тем-то» недопустима, так как позволяет в некоторых случаях стороне крайне заинтересованной в том, чтобы идентификация останков дала ожидаемый результат, апеллировать к этим общим заключениям как к экспертным.

В нашем случае наличие у индивида № 1 (женщина в возрасте 45–50 лет) патологий скелета, связанных с возрастными изменениями в опорно-двигательной системе и касающихся в основном проблем с суставами, прямо подтверждается летописными свидетельствами о болезни Марии в последние годы жизни, месте и обстоятельствах ее захоронения, примерном возрасте. Тем самым можно утверждать, что останки индивида № 1 принадлежат Марии.

Относительно индивидов № 2 и 3 (женщина 25–30 лет и девочка 9 лет) таких указаний на индивидуальные особенности нет. Тем не менее, помимо известий Лаврентьевской летописи о захоронениях в Княгинином монастыре, существуют и другие исторические источники, с помощью которых удается установить имена и происхождение лиц, чьи останки были обнаружены в аркосолии южной стены северного придела Успенского храма Княгинина монастыря.

Речь идет о таком их виде, детально охарактеризованном А.В. Сиреновым, как описания XVI–XVII вв. древних гробниц[130]. Поскольку во владимирских храмах (Успенском соборе и Княгинином монастыре) были захоронены многочисленные предки московских великих князей и царей, они достаточно регулярно интересовались состоянием их могил, результатом чего было составление соответствующих описей.

Самую раннюю из них встречаем в Степенной книге, созданной в начале 60-х гг. XVI в. В ее 10-й главе VI грани находим подробный рассказ о всех захоронениях некрополя Успенского собора Княгинина монастыря. Ввиду важности процитируем его полностью: «Въ монастыри же ея въ приделе Христова Рожества отъ юга на правой стране положени быша великия княгини Александра да великая княжьна Евдокия, а на левой стране великая княгини Василиса, а в приделе Благовещения отъ севера на правой стране великая княгини инока Марфа Щьваровна, да великая княгини Анна, а на левой стране мученикъ Авраамий»[131].

Из этого источника выясняется, что в северном Благовещенском приделе нашли упокоение первая (Мария) и вторая (Анна) супруги Всеволода Большое Гнездо. Несколько позже сюда были перенесены мощи мученика Авраамия Болгарского. В южном Христорождественском приделе Успенского собора были похоронены: первая (Александра) и вторая (Васса – Василиса) жены Александра Невского, а также его дочь Евдокия[132].