когда увидела стену и углубление под ней, принялась расширять лаз палками и ногтями, поранилась о твёрдую землю и камни, но, даже теряя кровь, копала несколько часов. Она рассказала, что ей удалось проникнуть за стену и пройти через лес и что она видела женщину в тунике, попыталась пойти за ней, но заблудилась и потеряла сознание от изнеможения. Ей потребовалось время, чтобы выбраться из леса, и она дождалась ночи в надежде найти укромное место, поскольку не осмелилась постучать в двери строения, похожего на монастырь. Теперь она повторяла, что хочет пить и есть, что я должна помочь ей и что как только она восстановит силы, то сможет работать и выполнять любое моё требование.

Свет полной луны проникал через одно из отверстий в каменной кладке Башни Безмолвия. Кожа незнакомки, казалось, излучает огонь изо льда. Она опустилась на колени, сложила руки и стала умолять меня запретной фразой. Я грубо развела ей руки и отвесила пощёчину. «Никогда, – вскричала я, – больше никогда не упоминай ни ложного Бога, ни его фальшивого сына, ни неправедной матери, и тут тебе вовсе не монастырь! Это Обитель Священного Братства, где находится Убежище Просветлённых. Тебя здесь могут сжечь, могут похоронить заживо», – шепнула я. И тут же поняла, что прикоснулась к ней, а ведь она может быть заражена, но я совершила ещё один бессознательный поступок – приложила руки к открытому рту, чтобы скрыть отчаяние. Я сделала три, восемь шагов, отдаляясь от неё, но она всё приближалась, шепча фразы на чужом языке. Я умоляла её остановиться, сказала, что она, должно быть, заражена и что я помогу ей при одном условии: только если она последует моим указаниям. А также предупредила, что она должна говорить лишь на языке Обители Священного Братства.

Послышалось пение, крик или плач; я взглянула на небо и заметила, что рассвет уже близок. Она умолкла, а затем обняла себя, будто ей стало очень холодно или она пытается защититься от того, что я ей выскажу.

Из тьмы Башни Безмолвия я заявила, что это именно я нашла её и нам нужно сохранить это в тайне; что я проявила милосердие, не убив её, что я оставила её там на выживание и что ей придётся провести в башне ещё один день, а также что я принесу ей воды и чего-нибудь поесть. Но если её заметят, то могут убить.

Не бросай меня,

я боюсь.

Она умоляла меня своей полупрозрачной волчьей желтизной. Увы, я прекрасно понимала, что жалость подобна бесшумному динамиту, заложенному в твоём сердце, и, когда он взрывается, уже нет возможности собрать осколки воедино. Этому меня научили дети-тарантулы. Не проявляя жалости, выжить можно. Безжалостной группе достаётся больше воды. У безжалостных есть время для чтения сказок о женщинах, которые запихивают тараканов в конфеты. Но Цирцею я пожалела. И она меня тоже. Однако белая олениха – это не Цирцея.

До неё дошло, что я не собираюсь сдаваться, что не намерена подчиняться её золотистому голосу. Она умоляла: «Не бросай меня», я поднялась по лестнице, но крышку люка не открыла, потому что услышала голоса мужчин, которые пели, зазывали меня. Они намерены причинить мне вред. В этом месте бушует злость.

Было очевидно, что она обезумела от голода и усталости, так я ей и сказала. Откуда она знала о монахах? Я велела ей оставаться там, ждать и не шуметь. Когда я подошла к двери, она присела на корточки и обняла мои ноги. Я почувствовала её резкий и сладковатый аромат – рай на краю пропасти, кристально чистая синева.

Она выкрикивала слова, которых я не понимала: Plis, ai beg iu, plis.

Я велела отпустить меня и сказала: если она хочет остаться в живых, пусть не говорит на запрещённых языках, а то ей вырвут язык. Она в ужасе взглянула мне в глаза и через несколько секунд, которые показались заключёнными в капсулу минутами и столетиями, заключёнными в годы, медленно встала и, вся в слезах, присела на ступеньку лестницы.

Я объяснила, что ей нужно спрятаться, ведь уже рассвело, и пообещала принести воды.

Когда на небе появились полоски оранжевых облаков, я ушла. Вдали, в саду, заметила одну из Ясновидиц. Я спряталась за деревом и передвигалась как можно медленнее, чтобы она меня не услышала. А когда она наклонила голову, чтобы уловить звуки рассвета земли, незаметной работы насекомых, скрытые послания, передаваемые друг другу деревьями через корни, мне удалось проскользнуть за дверь так, что она меня не заметила.

Как только я добралась до моей кельи, сразу же умылась и вымыла ноги водой из ручья безумия, которую служанки приносят каждый день. Она отличается от воды, которую пьём мы и сверчки. Пьём росистую влагу, которую Сестра-Настоятельница собирает своими перевернутыми пирамидками. Она не позволяет нам их видеть, они находятся под охраной. Говорят, что пирамидки эти стеклянные и что роса концентрируется на их стенках и таким образом накапливается, а оттуда стекает в ведро, которое стоит в углублении. Некоторые утверждают, что пирамидки сделаны из ткани и система в действительности гораздо сложнее. Другие говорят (шепчут), что всё это выдумки и что мы пьём воду только из ручья безумия. Вот почему, мол, некоторые среди нас безумны или умственно отсталые, как Мариэль, и среди избранных нет одарённых, они не какие-то особенные, а просто невменяемые. Я-то знаю, почему они так говорят.

Однажды, давным-давно, мы решили (без ведома Сестры-Настоятельницы) искупаться в ручье безумия. День выдался жаркий, солнце обжигало нам кожу, и наша группка отправилась охладиться. Я лишь окунула ноги и смочила волосы на голове, а вот некоторые рискнули погрузиться в воду. Поскольку ручей мелкий, они расположились так, чтобы вода текла по телу, принося прохладу. И тут Каталина совершила ошибку, открыв рот. Когда они вышли из ручья и мы стали обсыхать, она обхватила голову руками. Сначала не произносила ни слова, а только сжимала голову и хлопала ресницами. Купаться в ручье безумия нам запрещено, и мы должны были вернуться до того, как кто-нибудь нас обнаружит, поэтому я встала и встряхнула её, чтобы она пришла в себя. Наконец она заговорила: «Мои мысли кишат пауками. Я ощущаю кончики их лапок, они вроде горячих булавок, которые очень медленно вонзаются в мой мозг». Она не кричала, говоря это, а просто повторяла, пока не потеряла сознание. Теперь никто не утверждает, что нам дают пить воду из ручья безумия, – Сестра-Настоятельница лично взялась за искоренение таких слухов. А ещё она не позволяет